Щитом и мечом - Дмитрий Дашко (2016)

– Всё ясно. Опять от нас прячется, – раздосадовано сказал Иван.

– Никак нет. Он с разбойником арестованным поехал, – пояснил секретарь.

Я зло выругался. Мотивы, которыми руководствовался воевода, были понятны. Фёдор Прокопич думал о своём кармане.

– Допросные листы Сапежского есть?

– Имеются, – закивал секретарь.

– Где они?

– Фёдор Прокопич не отдавал распоряжений насчёт вас.

– Где бумаги?! – теперь уже рявкнул я.

– Чичас будут. – Перепуганный секретарь бросился к большому сейфу и, немного покопавшись, извлёк папку.

Я вырвал её у него из рук.

– А теперь всем выйти отсюда! Ну!

Полицейские недоумённо переглянулись, но секретарь, который вдруг осознал, что со СМЕРШем шутить не стоит, потянул их за собой из кабинета.

Мы с Ваней остались наедине.

Я положил на стол первый лист, углубился в чтение. Почерк у писавшего протокол, слава богу, оказался разборчивый.

Потрошили Сапежского грубовато, но грамотно. Вот пошли признания по прошлым делам, включая те самые злополучные нападения на Забелиных и Лоскутовых. Ага, вот и то, что привело нас сюда: убийство настоятеля Марфинского монастыря – отца Лариона.

Хм… никакой связи с князем Четверинским. Якобы действовал из корыстных соображений: хотел взять монастырскую казну, настоятеля убили случайно: старец оказался слаб сердцем.

Кстати, прояснилась загадка с тем, как разбойники проникли за стены богоугодного заведения. Монашеская братия чистотой нравов не отличалась, только, в отличие от брата Азария, предпочитала прекрасный пол. Сапежский и его помощники накинули на себя женские тряпки и ввели тем сторожа в заблуждение. Тот беспрепятственно распахнул ворота перед «гулящими девками».

Про завещание покойного императора ни слова. Всё ясно – либо воевода не разрешил вносить (и этот вариант самый сомнительный), либо Сапежский прекрасно понимает возможные последствия огласки. Если информация о тестаменте всплывёт, всё, песец котёнку! Размажут по стенке! А так хоть слабая надежда на помилование и ссылку в Сибирь.

В принципе, нас его молчание устраивало. Если завещание пропадёт бесследно, так тому и быть. Но… что если Сапежский нашёл завещание и ведёт свою игру? Нет, его просто необходимо допросить, теперь уже по нашей, смершевской, части.

Я высказал соображения вслух. Иван согласился.

– Послушаем, что скажет сей заклятый злодей.

Тут меня осенило. Если воевода отправился за разбойничьим кладом, то… вряд ли Сапежский вернётся из поездки живьём. Логика тут просматривалась чёткая. Даже не знаю, на что надеется главарь шайки.

– Вот что, братишка, сдаётся мне, что не представится нам такая возможность – устроить допрос. Не увидим мы больше Сапежского живьём.

Иван удивлённо вскинулся, но потом поразмыслил и кивнул:

– Вынужден согласиться с тобой. Фёдору Прокопичу невыгодно оставлять Сапежского живым.

– Если злодей получит по заслугам, не буду иметь ничего против. Давай закроем дело с убийством отца Лариона и князя Четверинского, а потом вернёмся в Петербург. Мне тут всё порядком остопи… короче, обрыдло. Разве что на могилку к Наташе схожу. Больше меня здесь ничего не держит.

– Хорошо. Дождёмся воеводу, отдадим ему показания Лестока…

– Фон Вердена! – поправил я.

– Фон Вердена. Сделаем копии с допросных листов Сапежского и зачнём собираться. Мне тоже здесь душно. На море хочу, к Балтике!

– Это в тебе романтическая натура играет. Да и соскучился, небось, по незабвенной Екатерине Андреевне.

– Соскучился. Надеюсь, её ещё замуж не выдали.

– Ну нет, – отрубил я. – Если и выдадут, то только за тебя, братишка!

– Ох, сомнительно что-то…

– А ты не сомневайся, а действуй.

Словесную пикировку прервал насмерть перепуганный секретарь. Он влетел в канцелярию с такой скоростью, будто за ним гнались.

– Господа! Там… там!