Теория невероятности - Влад Тарханов (2020)

Марк задумался. Сергей его не торопил. Спешить уже было некуда. Вечернее море ласково гнало волны к песку пляжа, казалось, что тут волны никогда не бывают большими, таким спокойным и умиротворенным казалась морская гладь. Чайки пронеслись крикливой толпой и приземлились около кораллового островка, вылавливая рыбешку, которая плескалась в невообразимом количестве.

– Наверное, это сумбурно, ладно, я начну с детства. Наверное, я родился каким-то не таким. Слишком неудачным. Достаточно было моего заболевания, да, вы ведь в курсе. Меня могли потерять еще в детстве. У нас эту болезнь не выявляют в раннем детстве. Когда тетя Фаня дала мне печеньце, смоченное в молоке, я тут же попал в реанимацию. Слава Богу, там откачали. И врач попался толковый. Он сделал нужные тесты. Так я остался жив. А в остальном мне не везло. Жутко. Постоянно. В детстве я получал синяки и падал раза в два чаще всех остальных детей. Если можно было упасть на бок – я падал на спину и что-то обязательно себе хорошо зашибал. Мама говорила, что я всегда был весь в синяках. Я переболел почти всеми мыслимыми детскими болезнями, а гриппом болел три раза в году. Даже то, что природа наделила меня редким заболеванием, от которого нет лекарства… Так вот, чем старше я становился, тем все больше и больше неприятности оседали меня со всех сторон. Да и неприятности становились все круче. Теперь мое падение заканчивалось переломом. Рука правая – шесть переломов. Рука левая – одиннадцать. Каждая из ног по четыре раза. Я с трудом закончил институт. А когда у меня стали подозревать врожденный порок сердца – родители не выдержали. Так мы оказались в Израиле.

Марк задумался. Потом встал и предложил Сергею немного пройтись. Они прошли мимо кафе, в котором посетители курили кальян, мимо террасы, где столики стояли прямо над морем, мимо столика, где двое китайцев увлеченно резались в настольный теннис. Вот еще один бар, прямо на пляже. Около него несколько топчанов, их сейчас никто не занял. Но Марк опустился прямо в теплый песок. Он сидел и смотрел на море. Сергей притащил топчан. В песок садиться не было настроения, так он снова оказался чуть выше долговязого Марка. Наконец, тот заговорил вновь.

– В Израиле все стало меняться. Знаете, мы как только приехали – это отец хотел, я знаю, мы сразу же пошли к Стене Плача. Я не знаю, что они просили для меня. Я был тогда так ошарашен этим местом, этой энергией, которая просто раздавила меня, что я даже не решался там ничего просить – ни для себя, ни для близких. Странно, но на какое-то время неприятности меня отпустили. Порока не оказалось – я просто слишком быстро рос тогда, когда остальные ребята уже перестали расти. Мы жили очень бедно. Мои родители не были людьми состоятельными, а тут, в Израиле, отец вынужден был пойти на простую тяжелую физическую работу – он начал работать на стройке. Мама свой диплом пыталась подтвердить, но ей объяснили, что она никогда не сдаст экзамен. Кто-то другой бы, может быть, и боролся. Но на голодный желудок тяжело бороться. Мы покупали фрукты на арабском рынке, там, когда дело идет под вечер, фрукты можно было купить за бесценок. А тут к нам приехала мамина родственница с Хайфы, да, вы наверняка про нее знаете, тетя Фаня (Сергей утвердительно кивнул головой). И мы опять поехали к Стене Плача. Вы были у Стены Плача? Нет, вижу, что нет. Вы не поймете. Поедьте туда. Обязательно, постарайтесь. Ощущения, которые там возникают, нельзя передать словами. Это действительно особое место. Это почувствует даже нееврей. Так вот, я тогда набрался смелости и бросил записочку. Я постарался засунуть ее повыше, чтобы никто не выковырял ее, я попросил там богатства. И побыстрее.

Марк опять задумался, он как будто взвешивал воспоминания, думал, как точнее выразить мысль, которую еще никогда никому не выражал.