Ленинград - 43 - Владислав Савин (2014)

На колонну, появившуюся с востока, сперва никто не обратил внимание. Как было уже сказано, никто, включая майора, не ждал здесь врага, к тому же в голове шли хорошо знакомые бронетранспортеры «ганомаг-251». Следом можно было различить десяток танков, а после двигалась какая-то масса, похожая на пехотную колонну, но выше и шире.

— Да это же кавалерия! — понял майор, всматриваясь — неужели сейчас еще где-то у нас она осталась?

Однорукий ветеран хорошо помнил, что такое отступление. Канонада слышна ближе и ближе, и появляются отступающие части, в разной степени беспорядка. Затем следует ждать разъездов врага, и лишь после появляется основная масса его войск. Но еще неделю назад фронт был не менее чем в полутораста километров — огромное расстояние по меркам прошлой войны, когда за пятьсот метров продвижения иногда шла многомесячная битва с сотнями тысяч потерь. Конечно, майор знал, что в эту войну все несколько по иному — знал теоретически, а это несколько иное дело, чем собственный опыт. Если бы он успел бы застать в фронтовой службе и эту войну… а впрочем, что бы он мог сделать, ну может быть, чуть больше число его людей остались бы живыми!

Что-то все же казалось странным. Танки сначала показались майору похожими на «тигры» (ну не был ветеран на фронте этой войны, видел лишь мимоходом, а русские, так вообще лишь на картинках), затем ему вспомнилось, что у тех на пушках должен быть набалдашник дульного тормоза, а башня угловатая, а не скругленная. И уже сопоставив вид техники с изображением Т-54, какие-то секунды его рассудок отказывался принимать очевидное, что русские здесь, они пришли! А до головы колонны было уже едва четыреста метров!

— Алярм! Русские! Танки! К бою!

Батальон не был готов. Одна рота столпилась у полевой кухни, солдаты остальных рассыпались по полю, занятые какими-то своими делами. И никаких окопов и траншей, никаких укрытий — лишь ровное чистое поле, и где-то километр до самых ближних домов. И нет противотанковых пушек — лишь пулеметы и винтовки. И полсотни фаустпатронов, их выносили в поле вместе со всем имуществом, потому что положено — и клали штабелем в стороне, чтобы не мешались. А было восемьдесят — тридцать добровольцев неделю назад выстрелили по одному разу, и это называлось обучением. Был еще запас, но в городе, запертый на складе. Где фаустпатроны — и где люди, обученные ими стрелять?

И тут русские, увидев суету, развернулись в боевой порядок. С бронетранспортеров ударили пулеметы — а танки, легко преодолев неглубокий кювет, шли уже по полю, надвигаясь быстрее, чем может бежать человек. Но самым страшным было даже не это — кавалерия вдруг вылетела с дороги, и как показалось, заполнила поле до горизонта, низкорослые кривоногие всадники с азиатскими лицами, у многих были лисьи меховые шапки с хвостами, вместо касок, и дикий визг вместо «ура».

— Двадцать миллионов диких монголов из Сибири — с ужасом подумал майор — новое нашествие орды Чингис-хана! Боже, что будет с Европой! И что будет сейчас с Зоннерфельдом?

Может быть, еще можно было что-то сделать. Собраться в каре, выставив штыки, отбивая всадников залпами — как старая гвардия Наполеона. Это бы не спасло батальон, ведь русские танки тоже были на поле боя, и стреляли туда, где видели очаг сопротивления — но по крайней мере, и конница заплатила бы за победу настоящую цену. Но то, что произошло — бежать со всех ног, к городу — оказалось намного хуже. Потому что самое кровавое на войне — это не бой, а преследование и избиение бегущих. А убежать от всадника пешему по чистому полю нельзя.