Ленинград - 43 - Владислав Савин (2014)

Это было красивое зрелище — дивизион эсминцев в атаке. А навстречу им, с другого борта, от конвоя, рванулись «четырехтрубники». Уставная дистанция пуска торпед, две мили, максимум две с половиной, дальше уже нет никакой уверенности попасть, а с пяти миль не попадал никто и никогда. А для артиллерии пять, это дистанция ниже средней, а две, считается уже накоротке, промахнуться нельзя. Взорвался и затонул «Окленд», засыпанный градом шестидюймовых снарядов из бортовых башен немца, и в завершение получивший два попадания главным калибром, единственной пользой было, что крейсер отвлек на себя большую часть огня, иначе доставшегося бы эсминцам. Погиб «Ишервуд», разорванный надвое прямым попаданием пятнадцатидюймового снаряда. Затонул «Рингголд», до выпуска торпед. Горящие «Фуллом» и «Хатчинг» свернули с курса, не решившись продолжать. «Льюис», успевший дать залп, с трудом ковылял назад, кренясь на правый борт. На «Коттвее» была снесена за борт рубка вместе с мостиком и командиром, на ее месте бушевал пожар, угрожая погребам носовых орудий. Даже «Тейлор» и «Поттер», пострадавшие меньше других, имели по паре-тройке попаданий. Как ни странно, но «четырехтрубники» оказались более удачливыми, только один из них, «Кейн», был потоплен, остальные три, с разной степени повреждениями, благополучно укрылись за дымовой завесой, выпустив торпеды.

Шестьдесят четыре «рыбки» ушли к цели, с двух сторон. Попали шесть. «Ришелье» имел хорошую ПТЗ, даже с такой экзотикой, как заполнение «резиновой пеной», «Эбонит муссе». Но — целых шесть торпед, причем две почти в одно место. Немец кренился, оседал носом, и быстро терял ход. Ему во было не до прорыва к конвою.

— Уважающий себя игрок спустил бы флаг — подумал Спрюэнс — и если этот сумасшедший не намерен, то тем хуже для него.

Следующий доклад однако, не был так хорош. На левом фланге создалась чрезвычайно опасная ситуация. И надо было немедленно вмешаться, бросив здесь все. Или ж добивать проклятого пирата — но тогда все усилия по спасению транспортов пошли бы прахом.

Эсминец «Эрбен» (записано через две недели, Норфолк)..

Мы не могли атаковать! Всего четыре эсминца, днем, при хорошей видимости, против линкора и тяжелого крейсера, не имеющих повреждений — это самоубийство, и ничего больше. Мы не добились бы ничего, лишь напрасно погубили бы корабли и людей. Потому мы держались поодаль, и лишь смотрели, как дерутся наши крейсера. Им очень доставалось — и когда «Санта Фе» опрокинулся и затонул, «Монпелье» держался каким-то чудом, накренясь и осев носом так, что палуба полубака почти вошла в воду. И оба гунна прошли мимо, к конвою, сейчас они ворвались бы в него, как волки в отару овец!

Из дыма навстречу выскочили эскортные миноносцы. На что они рассчитывали, с их двадцатью узлами, не знаю — «Шарнгорст» играючи разделался с ними огнем носовых башен, я сам видел, как тонул минимум один, и еще несколько горели, и поспешили скрыться в дыму. Но гунны приняли их атаку всерьез, и уворачиваясь от торпед, свернули вправо, сблизившись с нами.

И тогда я приказал, торпедная атака! Просто потому, что нельзя было дальше смотреть, это было неправильно, надо было сделать хоть что-то. Нас встретили бешеным огнем, и «Джон Хенли» получил тяжелый снаряд, загорелся и отвернул, слава богу, не погиб. А мы выпустили торпеды, дистанция от нас до гуннов была меньше трех миль, и им оставалось пройти не больше мили до стены дыма, за ей уже был конвой.

И ведь мы попали, сэр! Одна торпеда в «Шарнгорст», у самой кормы, и должно быть мы повредили ему управление, потому что его понесло куда-то вправо, видно было, что он плохо держится на курсе. А второй гунн шел ему в кильватер, и отчего-то не стрелял.