На первую перемену блюд были небольшие индюки, как мне сказали, дикая птица, но довольно жирная и с нежным мясом. Мы давно не ели птицу: присланных нам мелких курочек казаки использовали как несушек, поэтому периодически ели яичницу на завтрак. С удовольствием попробовали здешнюю пернатую дичь, потом были дикие козы и четыре жаренных на вертеле диких кабана (я увидел, что мясо не прожарено и есть не стал, так же поступил и сотник). На десерт были огромные связки бананов и виноград. Сомневаясь, что все это помыто, ограничился парой бананов, все же они в кожуре. Потом немного отдохнули, полежав на коврах, брошенных на землю и продолжили свой путь до наступления темноты. Лагерь был уже оборудован, на огромных жаровнях жарились быки, бараны и вообще предполагался, видимо пир в стиле Гаргантюа. Вот она жизнь крупного феодала: все тебе приготовят, а ты трескай за обе щеки, и уберут и постельку постелят (за нами уже стояли разнообразные шатры, один из которых, рядом с шатром раса, предназначался мне, а двум моим спутникам – чуть дальше, но тоже не на краю). Дальше все было как обычно: обжираловка, море тэча, но я помнил, как болела голова после Нового года, пил умеренно, тем более, что меня пригласили в шатер раса.

Еще раз обсудили, кому и что завтра говорить. Рас согласился со всеми моими предложениями, возразив только, когда я предложил не показывать полковника, а предложить тому присоединиться к людям Салеха позже. Рас считал, что если Союз кочевых племен покажет, что у них тоже есть иностранный советник, это усилит давление на махдистов. Что же, пусть Союз племен сам решает, насколько им нужен Шлоссер при переговорах – отдадим его в начале. Еще я попросил, чтобы прямо с утра мне дали двух ашкеров потолковее и переводчика, чтобы у меня было время обучить их метанию гранат и это выглядело бы так, что все ашкеры раса умеют это делать (да и подразумевало бы, что все они вооружены гранатами). Я бы сам мог метнуть гранаты вместе с сотником Стрельцовым, но у меня рука еще плохо действует – слабая, поскольку вместо того, чтобы лечить ее у лекаря, я поехал в Абиссинию.

– Но слабая рука не помешала тебе, рас Александр, прыгнуть в воду с парохода, чтобы спасти Мариам, а может ты не знал, что в воде – хищные рыбы с зубами, готовые вас разорвать на части?

– Как не знал, рас Мэконнын, мы с Машей, то есть с Мариам, за полчаса до этого видели, как матросы ловят акул и чуть было не вытащили одну.

– Значит, ты ничего не боишься?

– Конечно, боюсь, рас Мэконнын, только дураки ничего не боятся, потому что не могут представить, что может быть дальше. Мне и тогда было страшно, да и видел я акулу прямо под собой, когда Мариам уже втащили в лодку.

– Ты сказал «и тогда», значит, было еще страшно и до этого случая, не так ли, рас Александр?

– Да, когда англичане меня взяли в плен и предлагали отдать им секреты и служить за большие деньги (а у меня тогда еще не было наследства деда), обещали дом в Лондоне и наследственный титул, а если я откажусь, грозились изрезать меня на ремни и утопить в бочке с дерьмом – вот тогда тоже было страшно.

– А это, – рас кивнул на мои руки, которые из-за отсутствия крема опять стали довольно страшные, – следы того, как англичане тебя пытали?

– Нет, это, от того, что немецкий агент взорвал мою лабораторию, я спасал друга и обгорел сам. Тогда я испугаться не успел, а вот потом было очень больно, а еще, я думал, что навсегда останусь страшным уродом, мне даже зеркала долго не давали, чтобы я себя не мог увидеть. Ничего, вот только поседел и рубцы со шрамами остались.

– Александр, а сколько тебе лет? Я никак не могу определить, наверно, около 35 лет?

– Нет, рас Мэконнын, я всего на два года старше Мариам. (а вот и соврал, ты ее на 87 лет старше, если считать, что Андрей Андреевич родился в 1957 г. Похоже, рас считает, что я староват для Маши, поэтому про 87 лет промолчим – тогда, точно: «Неравный брак» – картина художника Пукирева).