Красные камни - Владислав Савин (2019)

Начало ожидаемое – не зря беляки называли пропаганду самым эффективным оружием большевиков! Линник витийствует, как народоволец на процессе тридцать… простите, восемьсот семьдесят седьмого года, когда царское правительство решило провести большой суд над пойманными участниками «хождения в народ», выставив их отъявленным разбойниками и злодеями – идея верная, но осуществленная настолько бездарно, что процесс превратился в торжество революционной пропаганды, речи обвиняемых по всей России переписывали от руки, а такие фигуры, как Желябов и Перовская, были отпущены совсем (ой, это выходит, я уже как страж государства мыслю, а не как революционерка?). Начал со славословия учению Маркса – Энгельса – Ленина (а что ж про Сталина забыл?) и красиво говорит о том, что для построения коммунизма необходимо воспитание нового человека-коммунара. А поскольку бытие определяет сознание, то таковое воспитание должно вестись всем бытом. И как тогда воспринимать текущую ситуацию, когда не остатки старого общества, а те, кто выдают себя за строителей коммунизма, прямо пропагандируют капиталистический, старорежимный, мещанский быт – квартиры, машины, дачи, рестораны? А это произошло оттого, что забыли слова Ленина, что вся власть – Советам, а диктатура пролетариата (не партии!) – это лишь на переходный период Гражданской войны и подавления сопротивления буржуазии! То есть править в стране победившего коммунизма должны демократически избираемые и сменяемые Советы, а не бюрократическая система партийной верхушки (возмущенный шум со стороны, где товарищ Федоров со свитой сидит).

– Сергей Степанович, вы хоть в одной комиссии или комитете участвовали? Вам известно, что для принятия любого общего решения необходимо согласие всех или хотя бы большинства. И как вы это представляете в тех первых Советах, куда входили представители разных партий, политических течений – ведь даже среди большевиков были фракции, для запрещения которых потребовалось особое решение съезда, одни лишь «левые коммунисты» чего стоят! Как достичь такого согласия, тем более в обстановке гражданской войны, всеобщей вооруженности и привычки решать дело самым радикальным способом? Какое согласие возможно в местном Совете, за исключением сугубо муниципальных – как там решать политические и военные вопросы, касающиеся всей страны? Или вы хотите, чтобы было как в республиканской Испании, где Народный фронт даже оперативные военные вопросы решал после долгих дебатов и обсуждения в газетах, – чем это кончилось, все помнят?

– Вы могли бы меня не перебивать, товарищ Ольховская? – огрызнулся Линник. – Приведенное же вами – это исключения, которые подтверждают правило! Коллективные решения всегда в конечном счете более правильны и мотивированны, чем чьи-то единоличные. Допускаю, что в чрезвычайной ситуации отдельные уполномоченные товарищи могут действовать без отлагательств – но после непременно предстать перед судом коллективного органа, обоснуя свои поступки. Некоторое снижение эффективности – это меньшее зло в сравнении с тем, что мы получили в итоге – с засильем комбюрократии, всеобщим разложением и превращением даже заслуженных прежде товарищей в мещанское мурло, не отказывающееся от привилегий! Товарищ Ольховская, это я вас конкретно в том числе имею в виду, если вы не поняли. Что, снова мне глотку заткнете? А то ведь я, когда не мою, а ленинскую правду извращают и втаптывают в грязь, не могу молчать!

– Ты не много ли себе позволяешь, от имени Ленина говорить? – не выдержал Федоров. – Или ты с самим Ильичом общался, и он это все тебе сам сказал?

– Алексей Федорович, вы не беспокойтесь, все, что товарищ скажет, записывается, – говорю я, – и оценку ему после дадим, какую заслуживает. А пока пусть говорит, а мы послушаем. Мне непонятно, какую ленинскую правду и кто втаптывает в грязь? Про так называемую «комбюрократию» уже разъяснили.