Красные камни - Владислав Савин (2019)

Назавтра возмущенные студенты объявляют забастовку, бойкотируя занятия. Ректор не придумал ничего лучше, как вызвать в университет полицию, обозлив и «демократически настроенных» преподавателей. Несколько десятков студентов арестовали, еще больше отчислили с «волчьим билетом» – опять же, не особенно разбирая конкретной вины во вчерашнем – кто был неугоден и просто под руку подвернулся. Скандал, однако, распространялся, студенты в Российской империи были в большинстве не из рабоче-крестьян, у многих были влиятельные родственники, друзья, просто знакомые. И тогда Николай Второй распорядился о расследовании – поставив главой комиссии военного министра Ванновского. «Виновен – в солдаты. Хотя бы они имели льготу по семейному положению, по образованию или не достигли призывного возраста. Армия и не таких исправляет». Так распорядился царь – по собственной дури, или с подачи генерала, история умалчивает. Кстати, служили тогда (в сухопутной армии, по закону от 1888 года) пять лет, а не три, как у нас сейчас[9].

И полыхнуло уже по всей России. Забастовали уже и студенты Московского университета – ответ властей был такой же, как в Питере: аресты, отчисления, высылка. Студент Ливен облил себя керосином и сжег в одиночке Бутырской тюрьмы – родственники утверждали, из-за издевательств стражи, власти – что он был псих. Его похороны в Нижнем Новгороде (откуда он был родом) вылились в антиправительственную манифестацию. И прокатилось по всей Российской империи, от Петербурга до Одессы, от Варшавы до Томска (дошло бы до Владивостока, если б там университет был). В итоге все ж стихло, подавили, успокоили. Вот только ущерб авторитету царской власти был огромный – как внутри страны, так и за границей (уж как изощрялись европейские газеты, в особенности английские). А среди студентов, кому тогда искалечили жизнь, были например, Каляев, в 1905 году убивший великого князя Сергея Александровича, и Борис Савинков (эта персона в комментариях не нуждается), и еще немало ушедших в революцию, кому не повезло достичь такой известности. Наверное, эти двое все равно бы сорвались, бунтарь-террорист – это уже характер такой, но наверняка были многие, кто прежде о пути революционера и не помышлял, однако личная обида – это такой стимул!

Конечно, сейчас по всему СССР беспорядков не возникнет. Но сколько народу будет обозлено, считая себя пострадавшими без вины, и как они после станут относиться к советской власти? А лет через тридцать кто-нибудь об этих событиях свои «Черные камни» напишет – о борьбе молодежи со сталинской тиранией. И на кой черт тогда «инквизиция» нужна, чему нас в Академии учили? Это Валька просто мыслит: «где тут нанятые американским Госдепом, обнаружить, уничтожить», – а нам надо сделать так, чтобы сама идея, лозунги наших врагов стали тем, о чем приличные люди не говорят, или просто посмешищем. Вот тогда можно и на эшафот конкретных виновных – не героями они пойдут, а отбросами, неудачниками или шутами.

– Если это студенты, – говорит Аня, – заигрались по дури, а нам придется меры принимать, чтобы сохранить для СССР старинный университет и основную здоровую массу учащихся. Кого из паршивых овец придется изъять, явно или тайно (арест с приговором или несчастный случай), а кого достаточно просто опозорить или напугать, это на месте решим.

– Кандидатуры?

– А вы будто не знаете, Пантелеймон Кондратьевич? В Академии на нашем факультете, по списку двух курсов, шестьсот восемнадцать слушателей – развернулись бы больше, так преподавателей не хватает. Уровень подготовки оцениваю, по армейской мерке, от сержанта – это те, кто совсем с минимальным багажом туда пришли, как наши «смолянки», до капитана, командира строевой роты – это те, кто уже жизнью терты: фронтовики, следователи, погранцы, милиция. Через два года им уже можно самостоятельные поручения давать – а пока только на подхвате.

– А те, кто в Молотовске остался? Из твоей бывшей команды «стерв» и к ним примкнувших?