Союз нерушимый - Владислав Савин (2015)

Вот потому я и молчала. Одно дело, грозный контролер из центра, которому фасад покажут во всем блеске, и что с того? Другое совсем дело, как я сейчас, фигура вроде и независимая, сам Кириченко меня лишь просить может, а не приказывать — но вроде как и "своя", посланец товарища Пономаренко. Тут была тема, о которой сам Пантелеймон Кондратьевич молчал как партизан — но по обмолвкам и намекам я поняла, что было у них что-то общее с прежнего знакомства, так что Кириченко всерьез надеется, что Пономаренко выступит на его стороне. И что же такое деется — вот не думала я прежде, что среди лучших из наших советских людей, руководства Партии и Правительства, могут быть интриги, как в романах Дюма! Нет, легче все же было той, наивной Анечкой быть. Но уже не вернуться назад.

Рявкнув на секретаря, влетаю в кабинет Кириченко. Тот смотрит недовольно — плевать! Мне нужен разговор по ВЧ с Москвой. Наконец, на связи товарищ Пономаренко. Разговор наш на вид самый обычный, текущий доклад, такой же как был в первый день моего приезда. Но есть одно ключевое слово. И, к своему удивлению, слышу такой же условленный ответ, и "езжай в свой Националь". Значит дядя Саша — хотя он же должен на Севмаше остаться — или кого там Пантелеймон Кондратьевич привлек по линии ГБ, уже позаботился? Ну теперь, друже звирхник, повоюем!

Если только до гостиницы живой доберусь. По украинским событиям той истории сведений у экипажа К-25 было мало — но сохранилось, что и в Киеве, и в Харькове, бандеровцы людей и убивали, и похищали, было такое. Тем, кто навредил им по-крупному, уже не районный батька-атаман а ОУН в целом выносило приговор — и были случаи, в пятидесятые уже, когда убийцы находили приговоренных не только на Украине, но даже в Сибири! Вот только успеешь ли ты, друже Кук, прямо сейчас что-то организовать, если заранее не готовил? Хотя тебе не убивать меня надо, а снимки отобрать, и "проучить", ну посмотрим, кто кого проучит! Но на всякий случай, надев плащ, незаметно перекладываю браунинг в карман, пришитый к изнанке. А то из-под платья быстро не выхватить, когда что-то надето поверх.

Никто нас однако же, по пути не остановил. Хотя показалось, что в отдалении следует еще одна машина. Выхожу у "Националя", отпускаю шофера — до завтра свободен! Вечер уже, но не окраина, и люди на улицах есть, и фонари горят.

— Анка, ты? Привет!

Оборачиваюсь на знакомый голос. Около "доджа три четверти", приткнувшегося чуть в стороне, стоят военные. Тот, кто кричал, машет рукой, а затем устремляется мне навстречу, и остальные тоже. Ребята, мальчики мои родные, как я вам рада — Юрий Смоленцев "Брюс", с ним Валентин, и из "доджа" кто-то выглядывает.

— Встреча фронтовых друзей — шепнул мне Брюс — зрители смотрят. Мы в "Националь" уже вчера заселились, и той ночью тебя уже охраняли, но приказа не было светиться.

Мальчики, ну вы просто свиньи! Ну что вам стоило вчера еще ко мне подойти. Не дожидаясь, пока я скажу по телефону, среди прочего, всего одно слово. Простенький такой, "цветной" код — когда любое упоминание в разговоре "зеленого" означает, что все нормально. Желтый — проблемы, но рассчитываю справиться самостоятельно. Ну а красный — все выходит из-под контроля, нужна немедленная помощь. Так что ответные слова "ну, зеленый свет тебе" перед фразой "езжай в Националь" значило, что меня будут ждать. Мальчики, а когда же вы успели?

— А у нас там рация в машине, канал на СМЕРШ — отвечает Брюс — а еще пулемет, на случай, если воевать по-серьезному. И предлагаю переместиться в ресторан, или вообще в номера — а то кажется, дождь сейчас начнется. И обрати внимание на вон того типа на той стороне улицы, он толчется тут уже с четверть часа, Мазур наверное, устал уже его на мушке держать.