Сводные - Жасмин Майер (2021)

С интересом слежу за реакцией Платона. Он тоже замечает блондинку и скользит по девице задумчивым взглядом — так в ресторане просматривают меню целиком, чтобы потом вчитаться в те позиции, что заинтересовали.

Но после Платон переводит взгляд на меня.

— Пошли, Костя. Бассейн отменяется.

Его голос твердый и холодный, как бетонный пол в сыром подвале. Это явно не похоже на возбуждение или интерес другой женщиной. К кому же мама ревнует, если сейчас он мог себя не сдерживать, но все равно ничего не сделал запретного?

Мысль о матери пронзает легкие тонкой иглой.

— Думаете, это она пожаловалась? — выдыхаю уже в лифте, который уносит нас обратно на двадцать первый этаж. — Ей ведь не нравилось, что бассейн работает…

На ум сразу приходит та стычка с моей мамой, произошедшая несколько дней назад. Ей не понравилось, что Платон пялится на соседок. И вот результат. Один звонок — и раздетые блондинки обезврежены.

Платон только передергивает плечами, глядя перед собой.

— Какая теперь разница.

У входа в квартиру мы натыкаемся на женщину в защитной маске с большим чемоданом и рюкзаком за спиной. Мама как раз открывает ей дверь, а при виде нас она выглядит искренне удивленной:

— Так быстро вернулись? Забыли что-то?

— Бассейн закрыт.

— Так ведь карантин, конечно! — бесцеремонно вставляет женщина в маске, заходя следом за нами в квартиру.

Хотя я, как и Платон, очень ждал первую реакцию моей матери.

— Такое ощущение, что мы на войне! — продолжает незнакомка, сбрасывая с плеч шубу и шапку, а следом и маску. — Даже покраска волос теперь вне закона! А что делать женщинам с ногтями? Они ведь отрастают!

Мне эти вопросы не понять, если мои волосы и ногти отрастают, я их просто стригу.

Глаза Платона снова становятся ядовито-зелеными, когда он переводит взгляд с незатыкающейся бесцеремонной мастерицы на мою маму. Та показывает на кухню и велит парикмахерше распаковываться там, потому что там светлее.

— Ужасные условия! Невозможно ведь работать! — замечает парикмахерша, явно продолжая тему карантина, но Платон почему-то принимает это на счет своей кухни и квартиры, и даже меняется в лице.

— Оксана? — цедит он.

— Я думала, вы будете в это время в бассейне! — шепчет мама. — Платон, я не могу сама, мне надо покраситься! А ногти? Это же ужас!

— Ты пригласила человека, который в эпидемию шатается по всему городу! При этом ты же настояла на том, чтобы Мишель отсидел дома карантин, а потом и вовсе отказалась от его услуг!

— Все будет хорошо! Она же не болеет! И это временно, а Мишель приходил бы каждый день, колеся при этом через весь город!

— Откуда ты знаешь, что не болеет? Она показывала тебе справку? Пусть уходит!

— Никуда она не уйдет! Мы будем в масках, так тебе будет спокойнее?

— Там моя дочь! Ей нельзя болеть!

— А у меня здесь сын! Все будет хорошо, Платон! Ты перегибаешь!

— Почему просто нельзя отложить все эти процедуры на потом? В чем такая срочность?

— Да потому что мне нельзя быть седой неухоженной лахудрой рядом с тобой, Платон! Ты уже засматриваешься на молодых! Как будто мало было призрака твоей идеальной жены!

В этот момент в квартире стихают абсолютно все звуки. Даже Юлины преподаватели в кои-то веки больше не требуют повторить один и тот же элемент в тысяча первый раз, и музыка, доиграв, замолкает.

Парикмахерша медленно раскладывает ножницы, щипцы и какие-то еще приспособления, делая вид, что это самое интересное, что ей доводилось делать, но при этом она полностью превратилась в слух.

Если мама вот так сорвалась, значит, давно была на взводе. А еще, похоже, я теперь знаю, к кому она действительно ревнует Платона.

Вовсе не к молодым соседкам.

Все куда хуже.