Сводные - Жасмин Майер (2021)

Влажный член теперь утыкается в бедро, и я впервые четко осознаю, что готова зайти дальше. Да, не здесь. Но совершенно точно — только с ним.

А после все мысли испаряются.

Я вскрикиваю и тянусь к нему всем телом, и пружина внутри моего тела сжимается до предела.

Я отпускаю себя.

Висну на нем, содрогаясь в волнах накатывающего, как седьмой вал, оргазма. Ноги становятся абсолютно ватными. И даже бедра блестят от влаги.

Кай сначала помогает одеться мне, потом быстро приводит в порядок свою одежду. Он тянется к пачке сигарет в кармане джинс, затягивается, пока я сижу на какой-то старой парте и заворожено гляжу на его профиль возле светлых провалов окон.

В ореоле дыма он рассказывает мне, как и благодаря кому оказался на свободе, и что теперь живет на своей старой квартире, куда приходили в гости мы с отцом.

Докурив, он подходит ко мне. Упирается ладонями по обе стороны, заключая меня в плен, и говорит в полумраке:

— Я хочу, чтобы ты приехала ко мне. Хочу сделать это по-настоящему. Это возможно или вас здесь держат взаперти?

Глава 5

— Ева Бертольдовна, можно спросить?...

Преподавательница грациозно кивает в ответ. Урок окончен, с меня льется пот в три ручья. Сегодня я занимаюсь без Розенберга, он пишет экзамен по русской литературе. Яков дуется на меня, но он профессионал и танцу наши взаимоотношения никак не мешают.

Я должна ему все объяснить и однажды сделаю это, но не сейчас не хочу врать ему лишний раз. А правду рассказать все равно не могу.

— Завтра воскресенье, я уже две недели не видела отца. Могу я поехать домой, навестить родных?

Ева Бертольдовна приподнимает одну бровь. Все так же изящно, как и все, что она делает.

— Конечно, нет.

Ее равнодушный ответ выбивает почву из-под ног. Я была уверена, что нет ничего сложного и противозаконного в том, чтобы увидеться с отцом.

— Но почему? Ева Бертольдовна! Я слышала Зульфия ездила к родным! Почему мне нельзя отпроситься на одно воскресенье?

Бывшая балерина бесшумно захлопывает дверь, отсекая нас от коридора, который наполняется студентами. У всех остальных урок окончен, но у меня только начинается.

— Зульфия ездила на похороны, — чеканит Ева Бертольдовна. — У тебя кто-то умер, Юлия?

Трясу головой.

— А ты заметила, вернулась ли Зульфия после этого? — продолжает преподавательница. — Если не заметила, то я скажу тебе: она не вернулась, осталась вместе с родными. Потому что у нас в Академии карантин, Юлия. Сейчас не время для поездок по городу. Не время навещать друзей и семью. Тебе выпал невероятный шанс, когда твое имя внесли в список студентов, которым нельзя прерывать обучение, и я удивлена, что сейчас ты забыла, почему ты здесь. Мне напомнить?

— Из-за выпускного спектакля, — тихо отвечаю. — Я помню.

Не могу ничего с собой поделать. Меня редко ругали, но когда начинают… Я готова провалиться сквозь землю.

Опускаю глаза в пол, потому что меня отчитывают, как провинившуюся школьницу. Внутренности разъедает чувство, что я предала балет своей невообразимой выходкой. Захотела, видите ли, чего-то еще, кроме многочасового стояния у станка!

— К такому важному событию, как выпускной спектакль, Юлия, готовятся месяцами. Тебе ни в коем случае нельзя прерывать или пропускать тренировок. И уж тем более, нельзя делать пауз, а что будет, если ты заболеешь? Ты думали об этом?

Снова качаю головой, глядя на тупые носки моих пуант, чувствуя себя такой же тупой и ограниченной.