Я опускаюсь ниже, перебрасываю волосы на плечо и, обхватив член рукой, облизываю головку. Вкусно, горячо. Его член – как обтянутый нежным бархатом металлический ствол. Твердый и тяжелый, напряженный. Я представляю себе, что у него налитая красная головка, и чувствую под пальцами толстые выпирающие вены. Мой громкий стон от соприкосновения языка Темного с моими нижними губами вибрирует на нежной коже члена, когда я обхватываю его губами. Рука скользит ниже к наголо выбритым яичкам, которые я глажу и перебираю пальцами под тяжелые вздохи Темного, который уже вовсю орудует у меня между ног своим умелым языком и пальцами. Они блуждают по моей коже, сжимая и поглаживая, пока язык вытворяет неимоверное на чувствительной плоти. Мысли, еще минуту назад поселившиеся в моей голове, улетучиваются. Смываются огромной волной чистого удовольствия без примесей. По коже растекается жар, а глаза сами собой закатываются.

Наши тела вибрируют в такт стонам удовольствия, сердце грохочет, как ненормальное, когда Темный вставляет в меня два пальца, не отрывая свой умелый язык от припухшей плоти. Я хочу кончить вот так. Хочу прочувствовать все, что он умеет делать без своего волшебного члена, который уже заполнил мой рот и бессовестно проталкивается глубже, заставляя меня задыхаться. Толчки бедер Темного синхронизируются с толчками его пальцев во мне, и вот уже я перестаю понимать, где заканчиваюсь я и начинается он. Мы настолько гармонично переплетены друг с другом, что, кажется, стали одним целым.

Я чувствую нарастающий жар, как он крадется по позвоночнику, выстреливает короткими яркими вспышками где-то под ребрами, разливается внизу живота, а потом меня выгибает и трясет. Я мычу, пытаясь оторваться от члена Темного, чтобы вдохнуть воздух и простонать вслух, но он давит свободной рукой мне на голову, ритмично подаваясь бедрами навстречу моим губам. Я задыхаюсь, у меня кружится голова и я вот-вот умру от тахикардии, но Темного это не заботит, он уже гонится за своим удовольствием. Жадно толкается вверх, захватывая в кулак мои волосы, путаясь в них теперь обеими руками. Я приподнимаю свои бедра, наконец свободные от его хватки, и просто подставляю свой рот для использования. У меня уже нет сил водить языком или двигать шеей. Челюсти, кажется, скоро сведет, но я уже не уворачиваюсь, а даю Темному все, в чем он так нуждается.

— Вот так, девочка, так, — задыхаясь, бормочет он, толкаясь глубже, а потом без предупреждения кончает мне в рот. Я проглатываю все без остатка, вылизываю его до чиста, ловя последнюю стекающую каплю у самых яичек. Темный содрогается от удовольствия и негромко, протяжно стонет. – Кошечка моя.

Я падаю на кровать и целую голое бедро Темного. Мы не разговариваем, а просто слушаем тяжелое дыхание друг друга, позволяя тишине все сказать за нас. Мы не нуждаемся в пустых словах, в похвале своему мастерству. Потому что мы не мастера. Каждый из нас выполнил свою часть от души, так, как умеет, и мы оба остались удовлетворены друг другом. Не так ли должно быть между влюбленными? От этой мысли где-то в районе сердца неприятно ноет. Кажется, из нас двоих влюблена здесь только я. Это печальная новость, как и то, что у нас сталось всего три встречи.

Темный поднимается с постели и идет темную, неосвещенную часть комнаты. Я позволяю себе немного обнаглеть и совсем слегка приподнять край повязки так, чтобы он этого не увидел. В поле моего зрения попадают потрясающие ягодицы: крепкие, подкаченные. Они сокращаются, когда Темный натягивает сначала черные боксеры, пряча от меня безупречную задницу, а потом и брюки. Он разворачивается, когда надевает рубашку, и мне приходится опустить повязку. Теперь, когда на сетчатке выжжена пара частей тела Темного, соблазн увидеть его целиком становится еще больше. Теперь еще невыносимее знать, что я могу коснуться его, но не могу увидеть.

Полностью одевшись, Темный наклоняется и целует меня между лопатками и каждое из плеч.