Платина и шоколад - Чацкая Настя

­И «ничего» вдруг превращается во «всё». Потребовался лишь щелчок невидимых пальцев. Твою мать, Грейнджер. Твою мать.­

­— Я теперь поняла...­

­— Что?­

­— Ты говорил, — вскинула голову, заглядывая ему в глаза. — Говорил тогда, когда я случайно прочитала письмо от твоей матери. Сладкая месть, да? Хорошо, Малфой. Хорошо. Гордись. — А через секунду снова сорвалась на крик. — Гордись, потому что у тебя почти получилось, блин!­

­Драко даже не сразу понял, что Грейнджер имеет в виду.­

­Просто смотрел. Изучал. Впитывал.­

­Это так дико, так неправильно. Она что-то говорила, отчаянно, громко, а он осознавал, что это грёбаный конец света, потому что вдруг, блядски вдруг понял — за эти рыдания, что корчат её сейчас изнутри он готов вырвать сердце Грэхема из гнилых рёбер и смотреть, как оно пережёвывает воздух вместо крови.­

­И это грёбаный конец.­

­— Ну что! Сладко тебе? Сладко? — кричала, а слёзы всё текли по грейнджерским щекам.­

­Сладко?­

­Ему было нечем дышать рядом с ней. И он ничего не мог сделать. Она была вокруг. Она была в нём. Распори грудь — и вытечет. Вместе с кровью, толчками.­

­Откуда­

­ты­

­во мне?­

­Не отвечает.­

­Плачет. А Малфой молчит. Где все твои слова, кретин, что ты приготовил для неё? Тупая шлюха. Грёбаная идиотка. Где эти слова?­

­Всё, что он может — просто стоять и смотреть. Как будто ему действительно нравится. Изломана.­

­Она изломана, как кукла.­

­И совсем не вчера ею так грубо поиграли, неумеючи, а на протяжении долгого времени старательно стирали, как мел о доску. И ему казалось, что он видит её сейчас совершенно голой. Раскуроченной. Вывернутой наизнанку. А сам погружает руки в её грязный мир, внутрь, по запястья, по локоть, не вымыв их, потому что всё равно там еще более грязно, чем здесь.­

­Только почему... он не видит грязи?­

­Пугается.­

­А она вдруг почти успокаивается, и каждый всхлип сопровождается волной ненависти к самой себе. Он чувствовал. Он так хорошо умел чувствовать ненависть. Хотя сейчас он был полон чего-то совсем другого.­

­ Чтоэто,Грейнджер? Ответьмне.­

­И она снова не отвечает.­

­А у него нет больше сил находиться здесь. И, видит Мерлин, он бы не удивился, если бы за его спиной сейчас каждый росток в горшке разросся огромным садом — таким пустым он ощущал себя. Но она не узнает об этом.­

­Всё как прежде.­

­Просто ещё чуть больше ненависти. Ещё чуть шире пропасть. Ещё гуще непонимание.­

­А воздух в комнате звенит от напряжения и повисшей тишины.­

­Драко делает шаг к ней — она сжимается, но он всего лишь наклоняется и берёт свою сумку, брошенную у окна, скользнув лицом так близко от её бедра — усмехается. Как всегда.­

­Немного успокоился — если ты ещё способен на это, значит, всё в порядке. Ты живёшь, Малфой. А она дохнет.­

­Как ты и обещал.­

­Забрасывает сумку на плечо, а взгляд снова скользит по лицу грязнокровки. По синяку. Затем — к глазам.­

­В них вопрос. Почти мольба.­

­Чего ты хочешь, Грейнджер? Чего. ты. хочешь?­

­— Просто произнеси это, Малфой.­

­Такой тихий. Мерлин, почему он такой тихий?­

­ Что произнести?­

­— Ты знал. Найди смелость признать.­

­— Я не...­

­— Ты сказал, — глаза в глаза, не отрываясь. Так близко, что в её, карих, мокрых, можно угадать его — серый. — Сказал им. Ловите, ебите.­

­ Да, сказал. А потом дрочил на тебя в душевой.­

­Конечно, ни слова вслух. Только секундный отголосок разбухшей тяжести внизу живота. Он устал. Мерлин, он устал, как никогда. От Грейнджер, от себя.­

­Собственный голос кажется ему чужим:­

­— Может быть, и знал.­

­Слова — камни.­

­Тишина. Взгляд. У неё в глазах какая-то слишкомпустота. За такой обычно прячут целую жизнь. Или смерть?­