Платина и шоколад - Чацкая Настя

Встать, чтобы подойти к ней, прикоснуться, прижаться лицом к её лицу. Потому что она могла быть мертва в любую секунду этой ночи. В любую грёбаную секунду.

Потому что всё могло сложиться иначе. Потому что Драко мог сейчас сидеть в кабинете зельеварения и заполнять картотеку под присмотром Снейпа, а не со свистом лететь на дно, отключаясь, сломанный, в полной заднице, с глыбой льда во внутренностях.

Всё могло случиться не так.

Малфой мог бы сейчас лежать, уткнувшись рожей в камень, как этот человек за его спиной. Но он дышал. Пока ещё натяжно дышал, и какая-то глупая мысль мелькнула в голове: никогда не думал, что глухота такая тяжелая.

К правой стороне головы будто привязали булыжник.

Но. Это всё такие мелочи. Так неважно, Мерлин. Нужно только прикоснуться к ней, и всё отойдёт на задний план.

Она воскресит его, как делала всегда.

Малфой снова опирается о локоть, но только хрипит, заходясь в позорном кашле. А она так близко, дразняще близко, в трёх шагах.

— Драко?..

Слёзы в голосе. Слёзы в глазах. И от них ему на миг становится страшно.

Молодец. Покажи, какой ты хренов слабак.

— Вставай, Драко, — шепчет она дрожащими губами, и он стискивает зубы.

Хочет сказать, что да, сейчас встанет, сейчас освободит её. Но во рту вяжет от крови, которую приходится глотать. Ещё попытка. Рывок.

Господи, это смешно.

Он откидывает голову и закрывает глаза, тяжело вдыхая в себя воздух. Всё, да? Это всё. Потому что живой человек не может чувствовать этого. Слишком холодно. А Грейнджер, почти распятая хреновыми кандалами, дёргается к нему навстречу. Гремят цепи, отдаваясь в голове.

— Стой, слышишь! Пожалуйста. — О чём она просит? О чём, когда сознание заволакивает, медленно и неотвратимо. Как тот туман из коридора. Даже сердца почти не слышно. — Освободи меня, и я помогу тебе, — она всхлипывает. Из темноты закрытых век. Но он видит. Сознание рисует её растрёпанные волосы и карие глаза. Таких огромных не было ни у кого в Хогвартсе. Ни у кого в мире.

Он так хорошо знает её.

Он так хорошо изучил. Наверное, по предмету “Грейнджер” у него был бы отличный балл.

— Малфой! Давай же, Алохоморой, сейчас! — и это уже крик, направленный, злой. Заставивший на секунду вернуться в темницу. Приоткрыть глаза и уставиться в плывущую стену. И её лицо, такое чёткое на фоне всего остального. — Немедленно!

Боится.

Глупая девочка.

Думает, что имеет право… говорить с ним так… Но рука почему-то поднимается, чертит — кривую-косую, но — знакомую с детства руну. А губы бесшумно произносят заклинание.

На голос просто не осталось сил.

Драко слышит звон железа. Слава Мерлину, получилось.

Секунда, две — и тело Грейнджер рядом. Вот оно. Продрогшее в этом мертвом мраке темниц тело. Затёкшие руки пытаются сжаться на его мантии, но вместо этого беспорядочно гладят по груди.

Гладят и не чувствуют, будто его нет.

Конечно, это из-за того, что кровь ещё не успела разогреть пальцы, но страшно. Так надрывно страшно. Потому что он есть, вот он, перед ней, лежит и смотрит прямо в лицо, а взгляд будто не здесь. Медленно скользит по ней.

У Драко всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Волосы справа, ухо. Вся ушная раковина испачкана. И ладони её в крови. В такой красной, что слёзы не удерживаются в глазах. Она прикусывает губы до боли.

— Смотри на меня, — шепчет Гермиона.

И судорожно дышит полувсхлипами.

Пальцами, которые наконец начинают слушаться её, она обхватывает его холодное лицо. А он смотрит. Сжимает и разжимает челюсть. То ли в попытке что-то сказать, то ли в попытке сохранить своё сознание.

Она лихорадочно гладит его щёки, будто в попытке согреть. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть он продолжает смотреть на неё. А она…

Слышит отдалённый крик из коридора. Отданный приказ. Гулкий голос кажется знакомым, и до слуха доносятся только отрывистые выкрики.