Подкидыш - Филиппа Грегори (2013)

— Непременно, непременно, — любезно ответил священник и, когда она ушла, повернулся к Луке. — Только она и поддерживает здесь порядок, — сказал он. — Замечательная женщина! Управляет сельскохозяйственными угодьями, занимается строительством, покупает товары и продает то, что производит сам монастырь. Она могла бы стать хозяйкой любого большого дома, любого замка Италии, у нее врожденный талант наставника и руководителя. — Он прямо-таки весь лучился от восторга. — И, должен отметить, ее покои — самое удобное и уютное помещение во всем аббатстве, а ее поварихе и вовсе нет равных.

Он повел их в сторону от основного здания монастыря через закрытый передний двор к пристройке, представлявшей собой восточную стену этого двора. Деревянная входная дверь была распахнута, и они вошли в комнату, где уже их ждал накрытый на троих стол. Лука и Пьетро сели, а Фрейзе остался стоять у дверей: он должен был прислуживать за едой. К столу подали три сорта жаркого — свиную ногу, баранину и говядину, — белый хлеб из муки высшего сорта и ржаной, а также местные сыры, варенья, корзину яиц, сваренных вкрутую, и плошку со сливами, такими крупными, сладкими и сочными, что Лука резал их ломтиками и клал на белый хлеб, точно варенье.

— А что, сестра-алмонер всегда ест отдельно, а не вместе с другими сестрами в трапезной? — полюбопытствовал Лука.

— А ты бы разве отказался от этой привилегии, если б у тебя такая повариха была? — вопросом на вопрос ответил ему священник. — По праздникам и святым дням она, разумеется, садится за стол вместе с сестрами. Но все же любит, чтобы все было устроено согласно ее вкусу, — и это одна из привилегий ее должности. Она действительно редко обедает в трапезной, да и в дортуаре вместе со всеми не спит. Как, впрочем, и госпожа аббатиса; ее жилище, кстати, тут рядом. — Он немного помолчал и, широко улыбаясь, сообщил: — Между прочим, у меня в седельной сумке капелька бренди имеется. С удовольствием налью всем по рюмочке. Это благотворно действует на желудок после доброго завтрака. — И с этими словами он вышел из комнаты, а брат Пьетро тут же вскочил и выглянул в окно, из которого хорошо был виден мул священника, привязанный во дворе.

Лука тем временем лениво осматривал комнату, а Фрейзе убирал со стола. Камин в гостиной сестры Урсулы был оформлен чудесными резными деревянными панелями, которые напомнили Луке о родном доме: когда он был еще совсем маленьким, его дед, знаменитый плотник, сделал примерно такую же облицовку камина. Тогда это было в новинку и вызвало зависть всей деревни. За одной из резных панелей имелся тайничок, где отец Луки всегда прятал засахаренные сливы, которыми угощал сына по воскресеньям, если тот всю неделю хорошо себя вел. Повинуясь внезапному порыву, Лука повернул пять фигурок на резной панели, выстроив их в ряд, и одна тут же сдвинулась у него под рукой; к его удивлению, перед ним открылся точно такой же тайничок, как у них дома, на ферме. За потайной дверкой тоже был спрятан стеклянный кувшин, только в нем хранились не засахаренные сливы, а какая-то специя — сухие черные семена. И рядом почему-то лежало сапожное шило.

Лука захлопнул дверцу и мечтательно заметил:

— У нас дома был точно такой же тайничок за резной каминной доской, и мой отец всегда прятал там засахаренные сливы.

— А у нас ничего подобного в доме не было, — откликнулся брат Пьетро. — Мы все жили на кухне, и моя мать, кухарка, жарила мясо, надев его на вертел, прямо там, над очагом, а свиные ноги коптила в дымоходе. Утром, когда огонь в очаге не горел, мы, дети, вечно голодные, просовывали головы в дымоход и лизали, а порой и обгрызали жирный край копченого окорока. А мать потом уверяла отца, что это все мыши, благослови ее Господь.

— Значит, ты из очень бедной семьи? Как же ты сумел выучиться? — спросил Лука.

Пьетро пожал плечами.

— Наш священник обратил на меня внимание и сказал родителям, что я способный, вот они и послали меня в монастырь.

— А потом?