Считается убийством - Миранда Джеймс (2017)

Я посматривал на Дизеля и всякий раз встречал его взгляд. Думаю, он почувствовал, что я взволнован, и решил за мной присматривать. Он мяукнул, и я погладил его по голове, чтобы успокоить. Данте не обращал на нас внимания. Он все время вынюхивал что-нибудь интересное, и Шону приходилось напоминать ему, что нужно идти дальше.

Когда мы вернулись домой, Шон отнес коробку на кухню, я подождал, пока он вернется, и спросил, какие у него планы на день.

– Никаких, – ответил Шон. – Если можно, я бы посидел за компьютером, проверил почту…

Данте вился у его ног.

– Конечно, в любой момент, – сказал я. – Мне после праздников настроили вай-фай, – я назвал ему пароль. – Сигнал ловится даже во дворе.

– Вот здорово. Я привез ноутбук. Пойду проверю! – Он взбежал мимо меня по лестнице, а Данте его обогнал.

– Я вернусь не позже шести, – крикнул я ему вслед, но он то ли не услышал, то ли просто не отреагировал.

Я тоже поднялся по лестнице. Дизель куда-то пропал, ушел, наверное, проведать лоток и подкрепиться. Мне хотелось побыть одному и отдохнуть перед чаепитием у Делакортов.

Без четверти четыре мы с Дизелем отправились в особняк Делакортов. Они жили в самой старой части Афин, где в начале XIX столетия селились основатели города, когда разбогатели на торговле хлопком. Многим семейства до сих пор жили в особняках того времени, хотя капиталы у большинства были уже не те, что два с лишним века назад.

Когда мы свернули на улицу, где находился дом Делакортов, мне вдруг показалось, что я узнаю это место. На минуту я растерялся, но потом сообразил, что бывал тут со школьными экскурсиями, когда мы проходили историю Гражданской войны. В старый особняк Ханикаттов на углу пускали туристов, там сохранилась большая часть старинной мебели, портреты и прочие семейные реликвии. Миссис Питтман, моя учительница истории, была потомком этого рода и любила приводить учеников в дом своих предков.

Особняк Делакортов, отделенный от улицы просторным садом, был, пожалуй, самым большим. Это солидное здание в неоклассическом стиле, который так любили на Юге перед войной, не раз достраивали; соседние особняки были вдвое меньше. Новое удачно сочеталось со старым, и в целом результат выглядел внушительно.

Я свернул на обсаженную дубами аллею, ведущую к дому. У дома аллея разделялась надвое: одна ее часть огибала здание сзади, другая заканчивалась кольцом у парадного входа. По ней я и поехал, и остановился в нескольких шагах от дорожки, ведущей к крыльцу.

Мы с Дизелем вышли из машины, поднялись по лестнице и остановились перед внушительной входной дверью. Я постучал дверным молотком.

Почти тут же двери распахнулись; за ними стоял высокий сухопарый человек, лет семидесяти, в темном костюме.

– Добрый день, – сказал он, отступая в сторону и нахмурился, глядя на Дизеля. – Вы, вероятно, мистер Чарльз Гаррис. Со спутником, – он закрыл за нами дверь. – Мистер Делакорт вас ожидает.

– Спасибо, – ответил я. – Это Дизель.

Кот мяукнул, но лицо дворецкого не смягчилось.

Остановившись у входа, я благоговейно посмотрел вокруг. Казалось, сейчас из какой-нибудь комнаты выпорхнет Скарлетт О’Хара, восклицая: «Я подумаю об этом завтра!»

Я посмотрел на роскошную мраморную лестницу и вздрогнул: либо мне померещилось, либо по ней и в самом деле спускалась дама в платье с кринолином.

Глава шестая

Над ступеньками покачивалась зеленая юбка-колокол. Казалось, что дама вот-вот упадет, но ей как-то удавалось поддерживать свои юбки так, чтобы избежать падения.

Дворецкого и меня с котом она как будто не замечала. Спустившись, она остановилась, расправила платье, а я смог рассмотреть ее лицо. Она была примерно моих лет. У нее были светлые волосы, а кожа на скулах натянута так туго, что ей, наверное, было больно улыбаться. Она была болезненно худа.

Дворецкий сделал шаг вперед.