Ночной администратор - Джон Карре (2016)

Он чувствовал себя как во времена Ривер-хауз. Снова был шпионом, беспринципным и бессовестным. Ради правды он готов был на обман.

Берр отправил секретаршу в Уайтхолл, и в два часа она появилась, спокойная, но слегка запыхавшаяся, сжимая пачку бланков, которые он поручил там стянуть.

Берр сразу же начал диктовать. Большинство писем было обращено к нему самому. Некоторые к Гудхью, парочка – к начальнику Гудхью. Он менял стиль: «дорогой Берр», «мой дорогой Леонард», «начальнику уголовной полиции», «уважаемый министр». В особо важных письмах он писал обращение от руки, а в конце добавлял «ваш», «преданный вам», «всего наилучшего».

Почерк тоже менялся – в наклоне и прочих деталях, как и чернила и ручки.

И официальные бланки, на которых Берр писал, были разные. Они становились все плотнее, по мере того как он взбирался вверх по административной лестнице Уайтхолла. Для писем министру он выбрал бледно-голубую бумагу с гербом.

– Сколько у нас машинисток? – спросил Берр секретаршу.

– Пять.

– Каждая пусть печатает письмо только одному лицу, – распорядился он. – Проследите, чтобы не было путаницы.

Но она уже взяла это на заметку.

Оставшись один, Берр позвонил Гарри Пэлфрею в Ривер-хауз. Говорил загадочно.

– Но мне нужно знать зачем, – протестовал Пэлфрей.

– Узнаешь при встрече, – отвечал Берр.

Потом позвонил сэру Энтони Джойстону Брэдшоу в Ньюбери.

– Почему, черт побери, я должен подчиняться вашим приказам? – высокомерно вопрошал Брэдшоу, подражая манере Роупера.

– Будьте на месте, – посоветовал Берр.

Из Кентиш-таун ему позвонила Эстер Гудхью, чтобы сказать, что муж побудет несколько дней дома: зима – не лучшее для него время года. Потом на связь вышел сам Гудхью, он говорил тоном заложника, речь которого предварительно отрепетировали.

– Ты обеспечен средствами до конца года, Леонард. Их никто не может отнять. – Потом его голос пугающе изменился и он надтреснуто произнес: – Бедный мальчик… Что они с ним сделают? Я все время о нем думаю…

Берр тоже думал. Но и действовал.

* * *

Комната для встреч в Министерстве обороны, белая и неуютная, освещением и вылизанной чистотой напоминала тюрьму. Она представляла собой кирпичную коробку с затемненным окном и электрическим радиатором, который, работая, источал запах горелой пыли. Пугало полное отсутствие надписей на стенах. Ожидание здесь наводило на мысль о том, что написанное вашими предшественниками закрасили после того, как их самих казнили.

Берр намеренно опоздал. Когда он вошел, Пэлфрей бросил на него поверх дрожащей газеты почти презрительный взгляд и ухмыльнулся:

– Ну вот, – язвительно произнес Пэлфрей, – я пришел.

При этом он встал и сделал вид, что сворачивает газету.

Берр закрыл, а затем и запер за собой дверь, поставил портфель, повесил на крючок плащ и с силой ударил Пэлфрея по лицу. Он сделал это совершенно бесстрастно, почти неохотно. Так, вероятно, он ударил бы больного эпилепсией, чтобы предотвратить припадок, или собственного ребенка, желая прекратить его истерику.

Пэлфрей плюхнулся на ту же скамью, где раньше и сидел. Рукой он держался за пострадавшую щеку.

– Зверюга, – прошептал он.

В известном смысле он был прав, хотя дикое бешенство не заставило Берра потерять контроль над собой. Он испытывал к Пэлфрею черную ненависть. Ни самые близкие его друзья, ни жена никогда не подумали бы, что он на такое способен. Да он и сам бы не подумал.

Берр не сел, а всей своей массивной фигурой навис над юристом, так что их лица почти соприкоснулись. А для большей доходчивости своих слов он вцепился обеими руками в узел закапанного вином галстука Пэлфрея и не выпускал этот импровизированный аркан все время, пока говорил.