Тайна леди Одли - Мэри Брэддон (2009)

— Зачем я продолжаю все это, — размышлял он вслух, — когда знаю, что это приближает меня, шаг за шагом, день за днем, час за часом к заключению, которого мне следует избегать? Как будто я привязан к колесу и с каждым поворотом оно увлекает меня с собой туда, куда катится. Или я могу сегодня вечером остановиться и сказать, что выполнил свой долг по отношению к исчезнувшему другу; я терпеливо искал его, но искал напрасно? Оправдывает ли это меня? Найду ли я себе оправдание, если позволю цепи, которую так медленно, по звеньям собирал, оборваться в этом месте, или я должен добавлять новые звенья к этой фатальной цепи, пока последнее звено не станет на свое место и круг замкнется? Я уверен, что больше никогда не увижу своего друга, и никакие мои усилия не помогут ему. Он мертв — такова суровая правда. Обязан ли я выяснить, как и где он умер? Или, находясь на пути к этому открытию, нарушу ли я верность памяти Джорджа Толбойса, если остановлюсь и поверну назад? Что мне делать? Что мне делать?

Он спрятал лицо в ладони. Та единственная цель, которая медленно возрастала в его беспечной натуре до тех пор, пока не стала достаточно сильной, чтобы произвести перемену в самом его существе, сделала его тем, кем он никогда не был — христианином, сознающим свою слабость; стремящимся следовать путем, к которому его зовет долг; боящимся уклониться от добросовестного выполнения весьма необычной задачи, которая была на него возложена, и уверенного, что более сильная рука указывает ему путь, по которому ему следует идти. Возможно той ночью, сидя в одиночестве у огня и думая о Джордже Толбойсе, он впервые по-настоящему, от чистого сердца приносил молитву Богу. Когда он поднял голову, очнувшись от долгих молчаливых раздумий, его глаза были полны решимости и черты лица приобрели новое выражение.

— Прежде всего справедливость к мертвым, — произнес он, — милость к живым — после.

Он подкатил кресло к столу, подрезал фитиль лампы и занялся осмотром книг.

Он брал их, одну за другой, тщательно просматривал, начиная с титульного листа, где обычно пишется имя владельца, затем искал какой-нибудь клочок бумаги, который мог быть оставлен между страницами. На первой странице латинской грамматики школьным прямым почерком стояло имя мистера Толбойса; на обложке французской брошюры карандашом крупным неаккуратным почерком Джорджа небрежно были нацарапаны буквы Д.-Т.; «Том Джонс», очевидно, был приобретен в книжной лавке, на нем имелась надпись, помеченная 14 марта 1788 г., которая гласила, что сия книга являлась данью уважения мистеру Томасу Скроутону от его покорного слуги, Джеймса Эндерли; на «Дон Жуане» и Ветхом Завете ничего не было. Роберт Одли вздохнул с облегчением: он добрался до последней из книг без каких-либо результатов; ему осталось осмотреть толстый с золотым обрезом красный томик.