Сатурналии - Джон Робертс (2017)

В развевающейся из-за быстрого бега тоге я добрался до храма и практически спрыгнул с лестницы туда, где находились кабинеты эдилов. Пожилой вольноотпущенник испуганно поднял взгляд.

– Мне нужно одолжить твоего мальчишку, – сказал я.

– Ничего подобного ты не сделаешь! – сообщил старик. – Ему надо работать.

– Я – сенатор Деций Цецилий Метелл-младший, сын цензора Метелла. Я важный человек, и я требую, чтобы ты дал мне этого мальчика на час.

– И не подумаю, – замотал головой вольноотпущенник. – Я – клиент государства, и я здесь главный, а ты всего лишь сенатор без каймы на тоге. Стань эдилом, и тогда сможешь мной командовать, но не раньше.

– Хорошо, – проворчал я, шаря в своем быстро худеющем кошельке. – Сколько?

Вскоре мы достигли договоренности.

На улице мальчик пошел рядом со мной – вся эта ситуация его не радовала.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил он.

– Ты сказал, что пришел раб и забрал отчет об убийстве Гармодии. Ты узнал бы этого раба, если б снова его увидел?

Мальчик пожал плечами.

– Не знаю. Это был просто государственный раб. Они все похожи друг на друга. Я – храмовый раб.

– Тут для тебя есть еще один серебряный денарий, если ты приведешь меня к нужному человеку.

Лицо юного раба просветлело.

– Я попытаюсь.

Мы тащились от базилики к базилике, и мальчик щурился на рабов, стоявших в ожидании, когда кто-нибудь скажет им, что делать. Поскольку суды не заседали, дел было немного. Вот одна из проблем Рима: рабов слишком много, а работы для них недостаточно.

Мы начали с базилики Опимии, и мальчик не увидел там никого знакомого. То же самое повторилось и с базиликой Семпронии. В конце концов, мы отправились к базилике Эмилии, и, похоже, тут нас тоже ожидал тупик. Я уже начал сомневаться в своей новой, дарованной богами прозорливости, когда мой спутник потянул меня за рукав и показал куда-то.

– Вон он, там!

Человек, на которого он показал, был невысоким, лысеющим, среднего возраста и одетым в темную тунику, как и большинство рабов. Он держал восковую табличку и делал пометки, очевидно, подсчитывая огромные свертки толстой ткани, лежащие у его ног. Думаю, ткань предназначалась для того, чтобы сделать из нее навесы для заседающих на улице судов.

– Ты уверен? – спросил я мальчишку.

– Теперь я вспомнил. Пошли.

Мы подошли к рабу со свертками, и он поднял глаза от таблички.

– Могу я чем-нибудь тебе помочь, сенатор?

– Надеюсь, да, – кивнул я. – Ты выполняешь поручения для судов?

– Почти каждый день, когда они заседают, – ответил раб. – Я занимаюсь этим двадцать лет.

– Отлично. Примерно в мартовские иды не ходил ли ты в храм Цереры, чтобы принести отчет эдила Мурены? Отчет, который он составил для одного из преторов, вероятно, городского.

Раб сунул стилус[63] за ухо, освободив таким образом руку, чтобы почесать безволосую голову.

– Я выполняю столько подобных поручений, и это было довольно давно… Я не припоминаю…

– Конечно, ты помнишь! – настойчиво сказал храмовый мальчик. – Ты спросил насчет отборочных скачек, которые шли в тот день в цирке, и я сказал тебе, что новые «синие»[64] испанские лошади – лучшие, каких когда-либо видели в Риме, и что я наблюдаю за ними всю неделю. Я вспомнил об этом, когда сейчас тебя увидел, узнав по родинке на лице.

Возле левого уха государственного раба и правда было маленькое пятно винного цвета.

Он улыбнулся, припоминая.

– И ты сказал мне, что две «черные» лошади по кличке Дамон и Пифий тянут постромки и что они лучше «красных» Жаворонка и Воробья. Я выиграл кое-какие деньги на следующих скачках благодаря этим подсказкам… Да, теперь я вспомнил.

Можно не сомневаться, что римлянин, какое бы место он ни занимал в жизни, будет помнить клички лошадей, даже если забыл имена своих родителей или богов.