Сатурналии - Джон Робертс (2017)

До известной степени это и было складом. В нем помещались все государственные записи, которые не хранились по древней традиции в одном из храмов. Существовали различные религиозные объяснения, почему записи казначейства находятся в храме Сатурна, а архив эдилов – в храме Цереры, и так далее, но я думаю, так сделали просто для того, чтобы мы не потеряли все наши записи в одном-единственном пожаре. Стены таблинума были продырявлены ячейками и опоясаны полками, содержащими документы во всех мыслимых формах: здесь преобладали свитки, но имелись и деревянные таблички, пергаменты и даже иностранные договоры, написанные на пальмовых листьях. Люди, пребывавшие в самом напыщенном умонастроении, оставили таблички, нацарапанные на листах свинца, выдавленные на пластинах из обожженной глины или высеченные на камне. Те, кто желали оставить документы выдающегося великолепия, вырезали их на полированном мраморе.

По большей части это были бесполезные упражнения. Лично я думаю, что глиняные таблички проживут дольше всего. Свинец тает при невысокой температуре, и многие люди не осознают, как легко огонь повреждает мрамор. В любом случае уцелеет не так уж много предметов, которыми завален табуларий, как бы он ни погиб.

На втором этаже, на полной воздуха стороне, выходящей на Форум, находился Зал судебных документов. Как и остальным заведением, этим разделом заведовали государственный вольноотпущенник и рабы. Все они отлично умели только запасать документы, заботиться о них и запоминать, где что лежит. В то время заведующим-вольноотпущенником был Ульпий, человек с сухими и косными манерами, без сомнения, почерпнутыми из его окружения.

– Чем я могу помочь тебе, сенатор? – спросил он.

Его латынь имела легчайший оттенок испанского, хотя он, наверное, прибыл в Рим еще ребенком.

– Мой друг, мне нужна информация о Гармодии. – Я благожелательно улыбнулся. В преддверии Сатурналий принято по-дружески разговаривать с рабами и вольноотпущенниками.

Заведующий заморгал, но не купился на мой тон.

– Гармодия? Это женщина?

– Форма имени заставляет прийти к такому логическому умозаключению, – ответил я. – Я ищу любые судебные записи, касающиеся женщины по имени Гармодия.

– Понимаю. И у тебя нет об этой женщине никакой информации, кроме имени?

– Верно, – весело ответил я.

– Хм. Если б ты знал, рабыня ли она, вольноотпущенница или свободная, это могло бы помочь делу.

– Боюсь, я этого не знаю.

– Может, знаешь, жива она или мертва?

– Не имею ни малейшего понятия.

– А ты не рассматривал возможность посоветоваться с кумской сивиллой?

Это по-прежнему было сказано сухо, но с явной ноткой сарказма.

– Послушай, – сказал я, – меня наняли для важного расследования…

– Какой тебя нанял консул, претор, трибун, иудекс, расследовательская комиссия или другая уполномоченная персона или группа людей? Или, может, ты имеешь специальные полномочия от Сената?

Придирчивый бюрократ вроде Ульпия наверняка должен был задавать подобные вопросы. Я так привык справляться с подобными нескромными расспросами с помощью болтовни, что мне пришлось на мгновение задуматься, прежде чем я вспомнил: у меня ведь и вправду есть своего рода официальное прикрытие.

– Я работаю на трибуна Квинта Цецилия Метелла Пия Сципиона Назику…

Так, отлично, оглушительное имя!

– …и избранного в трибуны Публия Клодия Пульхра.

– Понятно, – вздохнув, сказал Ульпий, разочарованный, что не может дать мне от ворот поворот несколькими резкими словами. – Но у меня очень мало надежды тебе помочь, если ты знаешь только имя.

– Я как раз собирался сказать: один из моих осведомителей в данном расследовании упомянул Гармодию, которая могла встретить печальную судьбу. Думаю, это должно было случиться в течение последних недель.

– Есть еще что-нибудь, что могло бы сузить круг исследований, так сказать?