Сатурналии - Джон Робертс (2017)

– Это глупая война. Большинство войн в нынешние дни глупы. Наши войны – всего лишь повод для политических авантюристов вроде Цезаря и Помпея завоевать славу и добиться своего избрания.

– Именно. И некоторые из них завоюют славу и будут избраны, и люди, которые их поддерживают в завоевании этой славы, получат посты во власти. Подумай головой, мальчик! Если они не станут сражаться с варварами, то начнут сражаться друг с другом. И тогда это будет римлянин против римлянина, точно так же, как двадцать с лишним лет тому назад, когда сражались Марий и Сулла. Ты хочешь видеть, как эти дни настанут снова? Пусть они режут галлов, германцев, спартанцев и македонцев. Пусть промаршируют вниз по Нилу и сразятся с пигмеями, мне плевать, – лишь бы не проливали кровь граждан здесь, в Риме!

Это было необычно для отца – снизойти до того, чтобы объяснить мне свои мотивы. Но, с другой стороны, отсылать меня на войну, которая могла закончиться катастрофой, – тоже необычное обстоятельство. Я подавил свой ужас и вернулся к насущным делам.

– Они, похоже, удивительно пассивны по отношению к делам на Ватиканском поле. Конечно, у Цезаря на уме более важные дела, но остальные двое?.. А ведь яркое судебное преследование – именно то, на что должны были бы надеяться в следующем году люди вроде Бестии и Варрона, если они планируют избраться преторами. Нет причин быть эдилом, если ты не хочешь стать претором!

Отец с отсутствующим видом погладил подбородок.

– Да, это кажется странным, но у них, наверное, есть другие планы продвижения. Сейчас с этим ничего не поделаешь. Ты можешь вернуться к своему расследованию – и попытайся не слишком его затягивать.

На такой неудовлетворительной ноте я покинул отцовский дом и зашагал обратно к своему. Празднование было в разгаре, но я утратил аппетит ко всему этому веселью. В подавленном настроении я тащился в сторону Субуры.

Трудно объяснить, каким образом я заметил, что за мной идут, хотя и находился в центре шумной толпы, но, тем не менее, я это понял. Время от времени я приостанавливался, дабы повернуться, что было нетрудно, поскольку меня толкало множество людей, – но не видел никого знакомого или особо злобного… Хотя в любом случае их трудно было бы разглядеть при таком обилии масок вокруг. Но у меня было то самое ощущение, а я достаточно часто попадал в опасные ситуации на улицах Рима, чтобы знать, что лучше прислушиваться к своим инстинктам.

В тесном переулке я метнулся в открытые ворота инсулы, а после – в ее двор, так же переполненный людьми, как и переулок снаружи. Люди танцевали на тротуаре, свешивались из окон и выглядывали во двор из центральной вентиляционной шахты, которая, как каньон, уходила над головами ввысь на пять этажей. Пирующие опасно покачивались на хрупких балконах, построенных за пределами окон, в большинстве случаев вопреки строительным нормам. Все, похоже, были вдребезги пьяны и хаотически передавали друг другу кувшины с вином.

Я быстро отпил из одного из них, когда он промелькнул мимо, увернулся от попытавшейся обнять меня смеющейся толстухи и метнулся в открытую дверь.

Очутившись в темном помещении, где перевозбужденные люди страстно обнимались в полутьме, я стал прокладывать себе путь среди потных тел, до тех пор пока не нашел наружную дверь и не очутился на улице, которая была лишь слегка побольше переулка, откуда я недавно ушел. Наугад выбрав направление, я шел по этой улице, пока она не закончилась крутой лестницей. Я побежал по лестнице, а люди и собаки рассыпа́лись передо мной, как зерно перед молотильным цепом.