— Знаю-знаю. Голос на автоответчике — это совсем не то, да? — сказала я, похлопав коня по загривку, а потом взялась за поводья и вывела его на улицу. Там я взобралась в седло, и мы пустились в путь по одной из знакомых дорожек для прогулок.

Эд был из тех коней, которым не нравились чинные прогулки, и мне пришлось держать его в узде, пока мы не доехали до открытой местности, и я не дала ему волю. Я довольно давно не была в седле, и мне было известно, по горькому опыту, что не стоит злоупотреблять прогулкой и через полчаса надо бы её завершить. Но мне было так хорошо, что не хотелось ехать обратно.

Земля моего деда граничила с лесом, так что мы ехали, никуда не сворачивая, пока не оказались возле границы. Вокруг не было ни души, возможно, из-за морозной погоды, которая идеально подходила для верховой езды. Нам с Эдом встретились лесные пони и парочка свиней, ищущих трюфели, но поблизости не было ни автомобиля, ни человека — одни зеленые просторы под серыми небесами.

Через полтора часа мы неохотно повернули обратно. Я бы с удовольствием каталась еще и еще, впервые за столько времени я почувствовала себя почти счастливой. Но небо начало темнеть, да и у бабушки, наверное, уже готов ужин. Это ужасно, что мне хотелось быть скорее с Эдом, чем с родными, но с ним мне, по крайней мере, не придется изображать веселость. И конь вел себя как обычно — он не испытывал ни неловкости, ни смущения, чего в последние месяцы у меня было хоть отбавляй с другими людьми.

Стоило нам только оказаться вновь на земле деда, свернув на дорожке, как путь преградил великолепный вороной конь. Огромный, больше Эда. На коне не было ни седла, ни уздечки — но он был совершенно точно породистым, что легко угадывалось по его лоснящемуся, ухоженному внешнему виду и стати. Наверняка, он стоил целое состояние. Конь стоял совершенно неподвижно, только ветерок играл с его гривой и хвостом. Он стоял прямо посередине дороги, будто поджидал нас.

Но у меня была всего пара секунд, чтобы полюбоваться на него, потому что Эд, по какой-то причине, встал на дыбы. От неожиданности (поведение Эда было так на него не похоже) я едва не свалилась на землю, но успела вовремя вцепиться в поводья и посильнее прижалась животом к его спине, чтобы, когда Эд промчался мимо вороного коня, остаться в седле.

Я ожидала подобного поведения от Румбы, который пугался, даже если задевал ветку или слышал автомобильный сигнал, прозвучавший где-то вдалеке, но Эд прежде ничего подобного себе не позволял. По дорожке для пеших конных прогулок было опасно скакать галопом, потому что она была очень узкой и находилась очень близко от лесополосы, и на пути всадника порой встречались ветви деревьев. Мне пришлось лечь на Эда и посильнее прижаться к его спине, чтобы избежать падения из-за встречи с первой попавшейся на пути веткой. Несмотря на всю опасность происходящего, я все же получала удовольствие от скачки. Это, конечно, едва ли могло сравниться с бесшабашностью Лиама, но все же я находила скачку захватывающей по двум причинам: во-первых, такое уже бывало раньше, и это было опасно... Хотя возможно, я просто стала жертвой людского заблуждения — мол, со мной-то никогда ничего плохого не произойдет... И я бы с ними согласилась, не будь этого года в моей жизни, и если бы я на себе не прочувствовала, насколько ложным было это утверждение...

Когда мы отдалились от леса и проскакали три акра открытого поля, которое окружало владения моих дедушки с бабушкой, Эд, наконец, сбросил скорость, а у знакомой конюшни он уже только фыркал и нервно перебирал копытами. Я с облегчением выпрямилась и ласково погладила его по шее, нашептывая ему на ухо нежные слова, пока не стало понятно, что он не пустится снова бежать. Потом я вытащила сапоги из стремян, чтобы слезть. Но когда соскользнула на землю, мне пришлось ухватиться за седло, чтобы не рухнуть вниз. Ноги не только затекли от долгой поездки, но и разболелись с внутренней стороны бедер, поэтому я не удержалась и застонала.