Много званых - Алексей Иванов (2016)

Гагарина он поймал у Софийского собора на выходе со службы. Матвей Петрович любил отстоять обедню с простым народом, раздать милостыню и потолковать с юродивыми и странниками, что сидели на дощатой паперти.

– Уже вернулась из Псковских Печер, Марфуша? – ласково спрашивал он у старушки, замотанной в рваный платок.

– Вернулась, отец, – кивала старушка. – Поклонилась святым мощам.

– Ну, с богом, родимая, не болей, – Матвей Петрович подал пятачок.

– Здорово, Петрович, – пристроился к губернатору Ремезов.

– Ох, поганец ты, Ульяныч, – покорно вздохнул Гагарин. – Снова какую-то смуту затеял? Зима, лежи на печи, старче, – нет, он опять ноги в валенки.

– Вот ты, Петрович, говорил, что государь всякие диковины любит, – ехидство Ремезов пропустил мимо ушей. – А я знаю такую. Подобия нет.

– Что за диковина? – неохотно спросил Гагарин. – Золото курганов?

– Сибирский зверь мамонт, – гордо сообщил Семён Ульянович.

– Так от него только рога находят.

– А я цельный остов отыскал. Давно было. Он в Архиерейском доме в подклете по ящикам разложен. Хочешь, соберу тебе весь костяк? Царю его покажешь – с престола упадёт. Только мне два рубля дай.

– На что?

– Брус закажу, чтобы раму под остов сколотить, проволоку, гвозди, скобы. Каких костей не хватит, куплю на базаре медвежьих или коровьих.

– У архиерея и проси.

– Иоанн слёг, занедужил. Всем Клевонка заправляет, эконом. Он мне сказал, что мамонт есть богомерзкий зверь Бегемот, а Бегемот – имя сатаны. Угрожал мне, Сарданапал чёртов, утопить кости в Иртыше.

– Может, им там и место? – пожал плечами Гагарин.

– Тьфу на тебя, Петрович! – оскорбился Ремезов. – У меня зверюга размером с баню на ногах, а ты на два рубля жмотишься! Стыд!

– Ладно, – уступил Гагарин. – Соблазнитель ты и вымогатель, Ульяныч.

Под возню с мамонтом Матвей Петрович отвёл Ремезовым конюшни Драгунского подворья, ныне – Воинского присутствия. Конюшни, да и всё Присутствие, пока пустовали: служилых Бухгольц отсюда прогнал, рекрутов только что перевели в новые гарнизонные избы у Шаблинского моста на Нижнем посаде, а лошадей ещё не было вовсе. Семён Ульяныч с сыновьями перевёз ящики из Архиерейского дома в драгунскую конюшню, застелил пол старыми рогожами и разложил кости для обозрения. Даже не верилось, что этот зверь когда-то существовал: бурые древние рёбра и позвонки казались окаменевшими корягами и разлапистыми пнями.

– Помню, батя, как мы его копали на озере Чаны, – усмехнувшись, сказал Леонтий. – Я тогда первый раз в Барабинской степи был.

В те годы джунгарский Бошогту-хан вёл жестокую войну с китайцами за Халху и терял аймак за аймаком. Нойоны Бошогту, утратив веру в своего предводителя, уходили от него, уводили стада и предавались под руку Канси. От бескормицы джунгары нападали на барабинских татар, данников России. Воевода Нарышкин отправил две сотни служилых на защиту Барабы. Одной сотней командовал Семёнка Ульянов Ремезов, тогда ещё никакой не изограф. С собой на войну он взял сына Лёньку. Лёньке было семнадцать лет.

Щедрые Барабинские степи, что протянулись от Иртыша до Оби, поразили Ремезовых. Пологий холмистый простор, светлые рощи, высокие перестойные травы, бесчисленные озёра с камышами – глубиной разве что до пояса, и многие из них горько-солёные. Шумные тучи птиц, лисы-корсаки, стада пугливых тарпанов и диких верблюдов, хищные бабры – серые степные рыси. Бескрайнее озеро Чаны, через которое полдня можно было идти по колено в илистой воде, обсохло на жаре, и служилые заметили торчащие из суглинка огромные бивни. Это был зверь мамонт. Семён Ульянович приказал выкопать его и загрузить в четыре обозных телеги.

И вот сейчас Семён Ульянович взялся составить барабинского мамонта обратно в изначальном порядке. Всё равно больших дел не было, стройка зимой прекратилась. От снега здания закрыли временными кровлями.