Мемуары папы Муми-тролля - Туве Янссон (2018)

— Опять в путь, — зевнув, сказал Юксаре. — Хупп-хэфф! Что за жизнь! Вечно вам всё не так, переезжаете, мотаетесь туда-сюда, взад-вперёд, с утра до вечера. Такая бурная деятельность до добра не доведёт. Просто плакать хочется при одной мысли о тех, кто вкалывает день за днём в поте лица, — зачем это, спрашивается, нужно? Один мой родственник зубрил тригонометрию, пока усы не обвисли, а когда всё вызубрил, пришла какая-то морра и съела его. Вот и лежит он теперь в моррином брюхе вместе со своей учёностью!

Слова Юксаре невольно наводят на мысль о Снусмумрике, который спустя некоторое время родился под той же ленивой звездой. Загадочный папа Снусмумрика никогда не беспокоился о том, что действительно заслуживало беспокойства, и палец о палец не ударил, чтобы остаться в памяти потомков (причём, как уже говорилось выше, и не остался бы, не напиши я о нём в своих мемуарах). Юксаре снова зевнул и сказал:

— Когда отчаливаем? Хупп-хэфф.

— А ты с нами? — спросил я.

— Естественно, — удивлённо ответил Юксаре.

— Простите, пожалуйста, — запинаясь, начал Шуссель, — я, как бы это сказать, тоже не против чего-то такого… Я больше не могу жить в кофейной банке!

— Вот как! — вымолвил я.

— Эта красная краска не сохнет на жести! — объяснил Шуссель. — Простите меня! Она теперь повсюду — в еде, в постели, в усиках… Я сойду с ума, Фредриксон, я сойду с ума!

— Не сходи. Лучше собери вещи, — сказал Фредриксон.

— О! — вскричал его племянник. — Сколько всего мне надо продумать, ужас, да и только. Такое длинное путешествие… новая жизнь… — И Шуссель унёсся прочь, забрызгав всех краской.

Что ни говори, а надёжным наш экипаж назвать было трудно.

Правда, пока что «Морзкой оркестор» так и стоял на месте, резиновые колёса глубоко зарылись в песок, и корабль не сдвинулся ни на дюйм. Мы перекопали всю верфь (то есть лужайку), но это не помогло. Фредриксон сидел, опустив лицо в лапы.

— Прошу тебя, не грусти так душераздирающе, — сказал я.

— Я не грущу. Я думаю, — ответил Фредриксон. — Корабль застрял. Мы не можем спустить его на воду. Значит, вода должна прийти к кораблю. Как? Новое русло. Как? Запруда. Как? Кидать камни…

— Как? — услужливо продолжил я.

— Нет! — вдруг вскрикнул Фредриксон с таким пылом, что я подпрыгнул на месте. — Дронт Эдвард. Должен сесть в реку.

— У него что, такой большой зад? — спросил я.

— Ещё больше, — лаконично ответил Фредриксон. — У тебя есть календарь?

— Нет, — сказал я, волнуясь.

— Позавчера гороховый суп. Значит, сегодня у него купальная суббота, — рассуждал Фредриксон. — Отлично. Скорей!

— А они свирепые, эти дронты? — осторожно спросил я, пока мы спускались к реке.

— Да, — ответил Фредриксон. — Но раздавить могут только по ошибке. Потом неделю рыдают. И платят за похороны.

— Сомнительное утешение, если ты уже превратился в лепёшку, — пробормотал я, ощутив прилив бесстрашия.

Но хитрое ли дело — бесстрашие, дорогие читатели, если страх неведом тебе от природы?

Вдруг Фредриксон остановился и сказал:

— Вот.

— Где? — спросил я. — Он живёт в этой башне?

— Это его нога, — объяснил Фредриксон. — Тихо, потому что сейчас я буду кричать. — И закричал что было мочи: — Э-ге-гей там, наверху! Тут, внизу, Фредриксон! Где ты сегодня купаешься?

И откуда-то сверху прогрохотал раскат грома:

— Как всегда, в море, песчаная блошка!

— Купайся в реке! Никаких камней! Хорошо, мягко! — проорал Фредриксон.

— Ложь и обман! — сказал дронт Эдвард. — Любая скрютта знает, какое каменистое дно в этой треклятой морровой реке!

— Нет! Песчаное! — крикнул Фредриксон.

Дронт немного поворчал себе под нос, а потом сказал: