Папа и море - Туве Янссон (2018)

— На пикник? — воскликнул папа. — Но как ты можешь…

— Над нами нависла страшная опасность! — закричала мама. — И если мы немедленно не отправимся в путь, она на нас обрушится!

И они отправились в путь. «Приключение» выволокли из чёрного озера, погода стояла мрачная, ветер встречный, они гребли к самому большому рифу с северо-западной стороны. Все, дрожа, уселись на белой скале, а мама соорудила из камней печку и сварила кофе. Она всё делала так, как делалось в былые времена. Скатерть, прижатая камнями с четырёх углов, масло в маслёнке, кружки, купальные халаты, похожие на яркие, распустившиеся на камне цветы, зонтик от солнца. К тому моменту, как сварился кофе, заморосил дождь.

Мама была в прекрасном настроении, она всё время говорила о каких-то повседневных мелочах, распаковывала корзинку, готовила бутерброды. Впервые за долгое время в лапах у неё снова оказалась сумка.

Риф, к которому они пристали, был маленький и голый. Там не росло ни травинки, в щели не набилось ни водорослей, ни щепок — просто серое нечто, торчащее из воды.

Пока они сидели и пили кофе, между ними как будто что-то произошло. Они болтали обо всём, что взбредёт в голову, — только не о море, не об острове и не о Муми-долине.

Остров с громадным маяком казался отсюда чужим, серым, как дождь, и далёким, как тень.

После кофе мама сполоснула кружки в море и сложила всё обратно в корзинку. Папа подошёл к кромке воды, понюхал ветер и сказал:

— Давайте-ка домой, пока ветер не усилился, — точь-в-точь как он всегда говорил в конце прогулок.

Они погрузились в лодку, Мю влезла на нос, и всю дорогу до дома дул попутный ветер.

«Приключение» вытащили на песок.

Когда они вернулись, остров стал другим, они все почувствовали это, хотя никто не сказал ни слова и не смог бы даже объяснить, что изменилось. А дело было в том, что они ненадолго уехали и потом вернулись. Все направились прямиком к маяку и вечером собирали пазл, а папа приколотил полочку над плитой.

Остальным домочадцам поход, может, и пошёл на пользу, но вот мама загрустила. Ночью ей приснилось, что они отправились в поход на остров хаттифнатов неподалёку от родного берега — на тот поросший густым лесом ласковый летний остров, — а утром она проснулась уже в печали.

После кофе, оставшись в одиночестве, она тихо присела к столу, глядя на вьющуюся ветку жимолости, проросшую сквозь оконную раму. От химического карандаша остался только огрызок, и он нужен был папе: делать отметки в календаре и писать в тетради с коленкоровой обложкой.

Мама вдруг поднялась и пошла на чердак. Вернулась она с тремя пакетиками краски для сетей — коричневой, синей и зелёной, банкой сурика, щепоткой газовой сажи и двумя старыми кистями.

И начала рисовать цветы на стенах маяка. Крупные решительные цветы — кисти были слишком большими. Краска для сетей ложилась на извёстку глубоко и прозрачно, и как же получалось красиво! Это было в сто раз веселее, чем пилить. Цветок за цветком распускались на стене — розы, календулы, фиалки, пионы… Мама почти что испугалась, увидев, как здорово она умеет рисовать. На границе с полом колыхалась высокая зелёная трава, а на самом верху мама хотела нарисовать солнце, но пришлось обойтись без — жёлтой краски не было.

Когда семейство собралось к завтраку, мама ещё даже не развела огонь. Она сидела на ящике и рисовала коричневую зеленоглазую пчёлку.

— Мама! — воскликнул Муми-тролль.

— Нравится? — спросила довольная мама, аккуратно дорисовывая пчёлке глаз. Кисточка слишком большая, надо бы придумать, как сделать новую, поменьше. В крайнем случае пчёлку можно будет закрасить и нарисовать вместо неё птичку.

— Похоже, — сказал папа. — Узнаю́ все эти цветы. Вот это роза.

— И вовсе нет, — обиженно сказала мама, — это пион. Тот красный, который растёт перед крыльцом.

— Можно я нарисую ёжика? — крикнула Мю.