Ритм-секция - Марк Бернелл (2020)

Что касается моего собственного будущего, мне все равно, что будет завтра. Я больше не поддамся алкоголю и наркотикам, но от этого мое будущее не станет светлее. Опять же, я привыкла жить в темноте. Вопрос, который я задаю себе, никак не связан с тем, что будет завтра. Он в другом: когда настанет момент и я посмотрю в глаза Резе Мохаммеду – в глаза такого же человеческого существа, что и я, – смогу ли я спустить курок? Я сделала это случайно – и промахнулась. Смогу ли я сделать это намеренно и попасть в цель? Несмотря на душащую меня ярость, это противоречит всем естественным инстинктам внутри меня. Способна ли я хладнокровно убить человека?

* * *

Ночью ей не спалось. Вместо этого она смотрела телевизор в надежде, что это ее отвлечет. Но не сработало. Равно как и ругань супругов в соседней комнате, вой сирен вдали, и время от времени визг автомобильных тормозов.

Ей жутко захотелось выкурить сигарету, затем – целую пачку. Захотелось водки, затем героина, затем чего угодно, лишь бы это отвлекло ее от мыслей. Ей хотелось вновь перенестись в детство; хотелось сидеть дома, в теплой кухне, и пусть мать, хлопоча у плиты, будет плести вокруг нее защитный кокон родительской любви. Хотелось, чтобы Реза Мохаммед исчез. Хотелось уснуть и никогда больше не проснуться. Хотелось быть кем-то еще, той, кому не страшно и кто не чувствовал себя развалиной.

Рассвет принес в город мелкий дождик. Отлично. Она попробовала завтрак, и ее почти мгновенно вырвало. День надвигался, как ледник, сползающий с гор. Она все ожидала, что адреналин вот-вот закончится и у нее сдадут нервы, но этого не случилось. И вот теперь, в восемь тридцать вечера, ее тело работало на холостых оборотах, голова была полна обрывочных мыслей, а сама Стефани чувствовала себя сущей развалиной.

Реза Мохаммед был виден ей как на ладони. От этого зрелища у нее екнуло сердце. Перед телевизором сидели с полдесятка студентов. Мохаммед занимал место позади них, но его стул был повернут в противоположном направлении. Он разговаривал с каким-то мужчиной. Положив локти на колени, они сидели лицом друг к другу. Мохаммед сжимал в ладонях бумажный стаканчик. Стефани предположила, что эти двое разговаривают шепотом – было в их позах нечто заговорщическое.

Ее план был полностью обдуман и отрепетирован. Она попросит Резу Мохаммеда подойти к таксофону. Затем откроет калитку в ограждении – она уже установила, что та не заперта, – спустится по ступеням и застрелит его через окно в двери пожарного выхода. Расстояние от ствола до цели она оценила менее чем в десять футов. Это давало возможность скрыться. Если стрелять через окно пожарной двери, то не придется входить в здание, что уменьшает ее шансы быть пойманной или даже увиденной. А поскольку выстрелы наверняка вызовут переполох, Стефани надеялась, что суматоха и ночь послужат ей прикрытием, когда она попытается уйти. В магазине ее пистолета оставалось пять патронов, а значит, провала можно было не опасаться. Причиной неудачи может стать лишь она сама – как самое слабое звено в цепи.

Казалось, будто вся ее жизнь была заточена на один-единственный, решающий момент. И вот он настал. Все, что было раньше, вело к нему; все, что должно было произойти после, было его следствием.

Стефани набрала номер и прижала к уху мобильный телефон Проктора. Раздалось три гудка, прежде чем на том конце линии сняли трубку.

– Добрый вечер. – Это был голос секретаря на ресепшне.

– Могу я поговорить с Резой Мохаммедом, пожалуйста?

– Кто его спрашивает?

Стефани наобум сказала первое, что пришло ей в голову:

– Мэри Стюарт. Я – секретарь профессора Пирсона из Имперского колледжа.

Пауза. Затем:

– Пожалуйста, оставайтесь на линии.