Два дня - Рэндалл Силвис (2019)

Позднеосенняя ночь выдалась холодной и пахла дымком. В иных обстоятельствах в такую ночь они бы с Клэр, держась за руки, лежали на спинах под одеялом в их заднем дворике и разглядывали звезды с детьми – Алиссой, прижимающейся к отцу, и Томми, уткнувшимся головой в плечо матери. Взрослые по очереди показывали бы ребятам созвездия. И, возможно, даже рассказывали им легенды об Орионе, Артемиде и семи дочерях Атланта и Плейоны, покончивших с собой и после смерти превращенных Зевсом в Плеяды. Томми наверняка попытался бы перевести разговор на инопланетян, а Алисса в задумчивости молчала, выискивая глазами падающие звезды. И где-то в футе от головы Томаса тихо жужжал бы динамик радионяни, донося до его ушей еле слышимое, сладкое сопение малыша.

Но в эту ночь слух Томаса Хьюстона не улавливал никаких приятных звуков. Музыка, вылетавшая из клуба «Уисперс», казалась ему резкой и дребезжащей – бессвязной какофонией безумных басов и визжащих гитар. Температура воздуха не превышала десяти градусов, но Хьюстон не переставал дрожать. Перед тем как покинуть ангар в Брэдли, он предусмотрительно обшарил его в поисках одежки – не такой грязной и вонючей, какой стала его рваная стеганая куртка. На одной из полок со шлемами Хьюстон обнаружил свернутую комком темно-синюю толстовку с капюшоном. Вещица оказалась ему впору; по-видимому, она принадлежала тренеру, который снял ее в жаркий день, убрал на полку и забыл про нее. Толстовка заиндевела от пыли, но Хьюстон хорошенько вытряс ее, и она немного помягчала. И теперь эта толстовка была на нем – с капюшоном, натянутым на бейсболку, и завязками, стянутыми в узел под самым подбородком. Кисти рук Хьюстон прятал в ее рукавах. И пока он шел к клубу, толстовка его худо-бедно грела. Но теперь, когда он топтался в зарослях деревьев за покрытой гравием площадкой, спазмы дрожи сотрясали его тело каждую минуту, распространяясь от солнечного сплетения вдоль позвоночника.

Временами Хьюстона даже лихорадило; глаза горели, а живот скручивала тошнота. Нервное возбуждение не отпускало его весь день; он так и не смог себя заставить что-нибудь съесть; только выпил банку диетической пепси-колы, купленной в автомате на заправке полчаса назад.

Хьюстон опустился на колени. Низкие деревца и кусты подступали вплотную к гравийной площадке, отделявшей его от клуба, от Аннабел на жалкие двадцать ярдов. Задник клуба освещала всего одна лампочка над дверью с неоновыми желтыми буквами: «Вход только для работников клуба. Посетители пользуются главным входом».

Пару раз Хьюстон поджидал в своем «Аккорде» у этого входа Аннабел; при воспоминании о том, как она выскальзывала из этой двери и усаживалась в салон его машины, чтобы поболтать с ним, в груди что-то защемило. Будь у него мобильник, он бы позвонил Аннабел. И она тотчас бы прибежала – он был в этом уверен. И у нее наверняка нашлись бы ответы на все вопросы, так мучившие его. Она бы помогла ему сейчас, как раньше он помогал ей. Но все, что мог теперь Хьюстон, – это скрываться в темноте на коленях в кустах и ждать. Рано или поздно Аннабел должна была выйти из клуба, чтобы передохнуть от шума и мерцающего света, запаха пива и отчаяния. Всего три недели назад (хотя ему казалось, будто минуло несколько месяцев) она поступила именно так. «Мне нужно выйти на несколько минут, глотнуть свежего воздуха, – сказала тогда Аннабел. – Что, если мы продолжим наш разговор в вашей машине?»