Мертвый и живой - Дин Кунц (2009)

Глядя на себя в большое зеркало, Виктор отбросил шлепанцы, величественно, как матадор, снимающий плащ, избавился от шелкового халата.

Взял в руку пистолет, покрасовался с ним перед зеркалом, довольный тем, что видел.

И что же ему надеть, что же надеть?..

Глава 31

Руки душителя. Серые глаза казненного убийцы, орудовавшего топором. Из двух сердец одно принадлежало безумному пироману, который поджигал церкви, а второе – растлителю детей.

Когда он добрался до лестничной площадки, в полутора этажах выше главной лаборатории «Рук милосердия», глаза у него вдруг вспыхнули, стали нормальными, вспыхнули вновь…

Если бы он стоял перед зеркалом, то увидел бы, как в глазах пульсирует мягкий свет. В ту ночь, когда Виктор привлек мощь молнии, чтобы оживить свое первое создание, та самая гроза, похоже, оставила в глазах Девкалиона свечение молнии, которое время от времени давало о себе знать.

И хотя он искал искупления грехов и вечного мира, хотя почитал Истину и хотел ей служить, Девкалион давно уже перестал даже пытаться обмануть себя, думая о личности человека, чью голову, чей мозг Виктор в своей первой лаборатории соединил с телом, слепленным из кусков многих и многих тел. Девкалион говорил, что его мозг принадлежал неизвестному преступнику, и говорил правду, в том смысле, что ему никогда не называли имени этого человека, никогда не рассказывали о его преступлениях.

Старый каменный дом (с чердаком, на котором что-то гремело, с подвалом, где даже воздух пропитался злом) появлялся в кошмарных снах Девкалиона так часто, что он не только не сомневался, а просто знал наверняка – это фрагменты памяти донора, запрятавшиеся среди серого вещества. И природа этих воспоминаний проливала свет на личность человека, у которого Виктор позаимствовал этот мозг.

Теперь, поднимаясь по лестнице к этим детским печальным крикам, Девкалион чувствовал, что по ходу подъема сила притяжения Земли, похоже, возросла как минимум вдвое, потому что к его весу добавился вес всех его снов и того, что они означали.

Когда в кошмарном сне он поднялся-таки на чердак, то мерцающий свет масляной лампы открыл ему источник постукивания. Бушующий снаружи ветер, проникая на чердак, раскачивал и сталкивал друг с другом кости скелета. Маленького скелета, подвешенного на крюке, вбитом в стропильную балку.

С крюка свисало и кое-что еще: длинные золотистые волосы, скальп, снятый с головы жертвы. Кости и волосы. Или лучше называть их трофеями?

Но кости одной маленький девочки так постукивать не могли. Когда во сне он решился продвинуться в глубь чердака, то свет лампы открыл ему девять покачивающихся скелетов, потом еще десять… за ними – еще десять. Тридцать девочек, совсем маленьких, висели, как мобили, каждая со скальпом, отделенным от черепа, волосы всех цветов, светлые, рыжеватые, каштановые, черные, прямые и курчавые, заплетенные в косы и распущенные.

В сотнях дублей этого сна Девкалион лишь дважды заходил в глубь чердака, прежде чем проснуться в поту. А в подвале он побывал только в первой комнате, дальше, в сердце тьмы – никогда, и надеялся, что и не попадет туда. Постукивание раскачиваемых ветром скелетов завлекло его на чердак, а вот в подвал влекли те самые детские вскрики. Не ужаса или боли, а печали, словно кричали не еще живые девочки, а души, скорбящие о мире, из которого их выдернули такими юными.

Он так долго не хотел признавать, кому раньше принадлежал его мозг, но больше не мог обманывать себя. Второе сердце он получил от растлителя детей, который убивал тех, кого насиловал… и мозг достался ему от того же донора. Убийца делал с девочками все, что хотел, а потом оттаскивал в подвал, где отделял скелеты, которые сохранял как сувениры. Вот почему в снах в подвале стоял резкий запах протухшего сала, а иной раз там пахло солеными слезами.