Мертвый и живой - Дин Кунц (2009)

С саквояжем она вернулась в зеркальную нишу, встала лицом к открытой двери сейфа и произнесла три слова: «Закройся и запрись».

Вновь зашипела пневматика. Дверь встала на место, засовы защелкнулись, зеркало опустилось, и Эрика вновь увидела свое отражение.

В гараже Эрика поставила чемодан и саквояж в багажное отделение «GL550».

С большим матерчатым пакетом, чтобы сложить в него книги, вернулась в библиотеку. Джоко походил, скорее, не на Гекльберри Финна, а на черепаху-мутанта с другой планеты, сбросившую панцирь, которую могли принять за человека только в том случае, если бы на Земле все враз ослепли.

Спереди вылинявшие синие джинсы выглядели нормально, но сзади висели мешком, потому что ягодицами тролль похвастать не мог. Его тонкие руки длиной превосходили руки обычного мальчика, и рукава футболки заканчивались за три дюйма от запястий.

Впервые Эрика обратила внимание, что на руках у Джоко по шесть пальцев.

Он максимально раздвинул регулировочный ремешок, поэтому смог надеть бейсболку (если на то пошло, раздвинул слишком сильно). Края налезали на шишковатые уши, и ему постоянно приходилось поднимать козырек, падавший на глаза.

– Это не шутовской колпак, – пожаловался он.

– Нет. В доме я тебе его найти не смогла, а магазин, где продаются шутовские колпаки, откроется только в девять утра.

– Может, доставка у них начинает работать раньше.

– У них нет такой службы доставки, как в пиццериях, – ответила Эрика, складывая отобранные Джоко книги в матерчатый пакет.

– Если говорить о шутовском колпаке, то пицца лучше этого. Давай закажем пиццу.

– Ты не думаешь, что пицца на твоей голове привлечет к нам ненужное внимание?

– Нет. И с обувью не сложилось, – даже вытащив шнурки, он не смог вставить широкие стопы в детские кроссовки. – Но босиком Джоко лучше. Он тверже стоит на ногах, а если ему захочется пососать пальцы, не придется разуваться.

Его пальцы на ногах, с тремя фалангами, длиной не уступали пальцам на руках. Эрика подумала, что он может вскарабкиваться на дерево, как обезьяна.

– На тебя не обратят внимание, если ты будешь оставаться в салоне, – сказала она. – И пригнешься. Не будешь смотреть в окно, если мимо проедет автомобиль. И не будешь никому махать рукой.

– Может Джоко показать им палец?

Она нахмурилась.

– Это же непристойный жест. Зачем?

– Всякое случается. Скажем, теплая ночь, большая луна, светят звезды, и тут внезапно женщина бьет тебя шваброй, а мужчина – пустым ведром, крича: «Что это здесь, что это здесь, что это здесь?!» Ты бежишь быстрее, чем бегут они, а потом тебе хочется прокричать им что-то умное, но ты не можешь придумать ничего умного, зато всегда есть палец. Может Джоко показать им знак «Все хорошо»?

– Я думаю, будет лучше, если ты станешь наслаждаться поездкой, не поднимая рук.

– Может Джоко показать им кулак, символизирующий лозунг «Власть – народу!»?

– Я не думала, что ты увлекаешься политикой, – матерчатый пакет распух от книг. – Пошли. Пора выбираться отсюда.

– Ох! Подожди. Джоко забыл. В его комнате.

– В твоей комнате нет ничего, что тебе нужно.

– Вернусь в полсекунды.

Он схватил шнурок от кроссовки и, зажав в зубах, закувыркался к двери из библиотеки.

Вернулся через несколько минут с мешком из наволочки, завязав горловину шнурком.

– Это что?

– Вещи.

– Какие вещи?

– Вещи Джоко.

– Хорошо. Хорошо. Пошли.

В гараже, у «Мерседеса GL500», Джоко спросил:

– Хочешь, чтобы я сел за руль?

Глава 57

Судя по степени возбуждения Новых людей и их разговорам между собой, Карсон решила, что большинство из тех, кто держал в руках факелы и масляные лампы, если не все, Эпсилоны, как Ганни Алекто, работающие на свалке.