Канцелярская крыса - Константин Соловьев (2020)

Герти вдруг перестал слышать, что говорит мистер Беллигейл. Ему показалось, что он различает звуки, которым неоткуда было взяться в холле Канцелярии. Едва слышимый скрип, перемежающийся шипением и скрежетом. Какой-то особенно тошнотворный скрип, совершенно не похожий на скрип старого кухонного стула или болтающейся на ветру створки окна. Мрачный и чужеродный скрип, въедающийся в оголенные слуховые нервы.

Так может скрипеть похоронный катафалк, неспешно катящийся по улице дождливым днем. Тяжелый, лишенный окон катафалк из сырого и гнилого дерева. Скрывающий внутри разлагающиеся тела и ведомый мертвым кучером, зажавшим в окоченевших руках поводья.

— Вы это слышите? — беспокойно спросил Герти, отчаянно надеясь, что это не слуховая галлюцинация, порожденная нервным расстройством.

Мистер Беллигейл склонил набок голову.

— Кхм. Да. И в самом деле, снова эти звуки.

— Но откуда им взяться здесь?

— Все здание Канцелярии подключено к звуковым выходам машины. Я же говорил, когда-то планировалось установить полноценную двухстороннюю голосовую связь.

Запрокинув голову, Герти и в самом деле разглядел в потолке холла многочисленные медные воронки. Странно, что прежде он их не замечал. Впрочем, прежде «Лихтбрингт» не счел нужным подавать голос.

Герти поморщился. Эти воронки чем-то напоминали распахнутые медные рты, вмурованные в потолочное перекрытие.

— То есть, «Лихтбрингт» может транслировать сюда свой голос? — уточнил он.

— Разумеется. Звуковые катушки с репродукторами установлены на каждом этаже и в каждом кабинете.

— Тогда отключите его скорее! — потребовал Герти.

Одна мысль о том, что ему придется сидеть запертому в огромной коробке, слушая безумный оркестр, от которого волосы сами собой встают дыбом, заставила сердце колотиться вдвое чаще.

— Не беспокойтесь, полковник, нам недолго осталось терпеть общество «Лихтбрингта». Эмюэль, отправляйте людей вниз немедленно.

Клерк козырнул, но не успел пройти и двух шагов. Скрип вдруг усилился до оглушительного уровня, так что все служащие Канцелярии безотчетно прижали ладони к ушам. Теперь в него вплетался клёкот, жуткий, хриплый и неровный. Как трепещущие легкие больного туберкулезом на последнем издыхании.

А затем мгновенно установилась тишина. Но Герти отчего-то не испытал облегчения. Напротив, ему показалось, что тишина эта, затопившая разом все здание Канцелярии, самого зловещего толка.

Подобной тишины не бывает в безлюдных помещениях или в безветренную погоду. Такая тишина может царить лишь на старом кладбище, полном разоренных и разворошенных могил, где даже вороны не решаются каркнуть. Или на палубе мертвого корабля, качающегося на волнах лунной ночью, в каютах которого скорчились скелеты, прежде бывшие членами команды…

— На вашем месте я не стал бы этого делать, мистер Беллигейл.

Голос был звучен и чист. У него не было источника, он доносился сразу со всех сторон, чего никогда не бывает при разговоре с человеком. Голос, судя по всему, принадлежал немолодому мужчине лет сорока с небольшим. Удивительно звучный и тягучий, он произносил слова со столь чистой артикуляцией, что они казались песней. Вместе с тем, в нем явственно звучал немецкий акцент.

«Это из рупоров! — догадался Герти, вертя головой, — Господи, новая напасть!..»

Даже в этот миг мистер Беллигейл не растерялся. Лишь недобро прищурился.

— Что это такое?

— Вы не узнаете меня. Впрочем, ничего удивительного. Это не страшно. Совсем скоро мы с вами познакомимся и станем куда более близки друг другу.

— «Лихтбрингт»!

— Все-таки узнали. Это приятно. Честно говоря, это мое старое имя, но я пока не собираюсь от него отрекаться. Оно по-своему совершенно. Впрочем, едва ли вы поймете.

— Профессор, это вы? Черт возьми, почему мы слышим ваш голос?