Канцелярская крыса - Константин Соловьев (2020)

Ничего, у него будет еще полно времени после того, как схлынет накипь первых впечатлений, багаж будет распакован, бумаги оформлены, а ужин съеден. Не случайно в его саквояже помещались три толстых разлинованных блокнота для записей и набор американских чернильных ручек «Уотермэн». Для себя Герти уже решил, что будет исписывать по странице в день. Страница — всего лишь две-три сотни слов, не так уж и много.

На прежнем месте работы, в лондонской канцелярии мистера Пиддлза, сослуживцы уверяли, что у мистера Уинтерблоссома из отдела документооборота весьма легкое перо, вот и будет возможность это проверить. Сперва, наверно, будет получаться неуклюже, но упорная работа — залог успеха. Уже через пару месяцев можно будет попробовать послать что-то из заметок о колониальной жизни в «Атенеум»[5]…

Задумавшись о записях, Герти не заметил, как налетел на матроса. Это было бы сложно, занимай матрос вертикальное положение подобно прочим. Однако матрос полулежал на груде каких-то канатов, легкомысленно вытянув ноги в вонючих стоптанных веллингтонах[6]. Герти зазевался и прошелся прямо по ним, в придачу зацепив матроса углом чемодана по уху.

Сизое то ли от грязи, то ли от копоти лицо матроса мгновенно налилось зловещим багровым цветом.

— Киа экара пару[7]! — рявкнул тот так, что Герти чуть не отшвырнуло подобно мошке от паровозного ревуна, — Глазами шарь, куда плывешь! Ногами на рабочего человека… Рыбы что ли объелся? Шляпу нацепил, и идет!..

Герти не стал останавливаться, но идти на всякий случай начал быстрее. Вне сомнения, некоторые части английской культуры проникают в глухие уголки Тихого океана быстрее, чем блага цивилизации и технического прогресса. Ругаться с портовыми грузчиками с тем же успехом можно где-нибудь в Портсмуте. Кроме того, Герти не без оснований опасался того, что у подобных людей грубость словесная редко расходится с делом. И, судя по жилистому и тяжелому, как старая коряга, телу матроса, дело могло принять дурной оборот.

Нет, прочь из порта! Прочь от моря, от его изъеденной тысячами перьев романтики, вездесущего запаха гниющих водорослей и дымящих котлов! Про море пусть пишут молодые недоумки с чахоточным румянцем, воспевающие сладкую, как розовое шампанское, юность рассветов над океанской гладью. Он, Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом, порядком хлебнул этого моря за последние четыре недели, и нашел его утомляющим.

Вперед, к каменным устоям цивилизации и ее порочным отпечаткам в виде мощенных улиц и уютных ресторанов, где можно съесть сочный бифштекс и выкурить трубку! Долой застоявшуюся рыбную вонь!

К рыбе за последние четыре недели у Герти накопился приличный счет. Дело в том, что на борту «Мемфиды» по какой-то так и невыясненной им причине рыбу подавали с удручающим постоянством. Герти всегда считал, что не имеет ничего против морской кухни, но путь из Лондона в Новый Бангор заставил его в этом усомниться самым серьезным образом. Прежде он был не прочь съесть ломтик хорошо прожаренной стерляди с лимоном или отведать свежей форели, особенно с подходящим гарниром. Однако же камбуз «Мемфиды» по какой-то причине из всех рыбных блюд мог предложить своим пассажирам только лишь тушеную макрель, что и совершал — с обескураживающей настойчивостью.

Сперва это не казалось Герти очень уж досадным обстоятельством. Тушеная макрель — не самая скверная штука, особенно если принимать ее после брошюры Спенсера о некоторых аспектах традиционной полинезийской кухни. Однако изо дня в день тушеная макрель настигала Герти с неумолимостью рока, постепенно сделавшись его злым ангелом. Тушеная макрель подавалась на завтрак, с тостами и фасолью. Или на ланч, с сырными крэкетами и пудингом. Но если каким-то образом Герти удавалось разминуться с тушеной макрелью в первой половине дня, во время ужина она непременно настигала его и брала реванш, безжалостный, как атака кавалерии Сомерсета при Ватерлоо.