С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак (1995)

Больше он не произнес ни слова, сделал знак официанту, судорожно пересчитал купюры и мелочь. Стемнело. Оказавшись на улице, Лепра заколебался. Идти на спектакль? Потерять еще один вечер? Он схватил руку Евы, и она поняла этот безмолвный призыв.

— Пошли домой, — сказала она.

Возвращение было невеселым. Лепра не выпускал ее руки. Он буквально вцепился в нее. Вся его тревога сконцентрировалась в пальцах. В лифте она заметила, что он бледен, весь в поту. На пороге он прошептал:

— Не зажигай света.

Он вошел в спальню на ощупь и рухнул на кровать. Боль скрутила ему живот, раздирала грудь. Жан икал, у него не было слез, но он задыхался в тисках своих собственных рук. Ева раздевалась в ванной комнате. По аромату ее духов он понял, что она идет по комнате, останавливается возле него.

— Не дотрагивайся до меня, — простонал он.

Кровать тихонько скрипнула. Она села и терпеливо ждала, пока он придет в себя. Он уже не боялся показаться слабым, уязвимым, но горечь поражения обжигала ему язык.

— Ева…

— Да?

— Повтори мне имена… Его брат, Гамар, Брунштейн, Блеш, Мелио… Кто еще?

— Что тебе это даст?

— Кто еще?

— Гурмьер.

— Ну да, Гурмьер.

Он снова и снова, вспоминая их лица, повторял вполголоса весь список, потом еще и еще раз. Нет, только не Гурмьер! И не Гамар! И не Брунштейн! И уж никак не Блеш! И разумеется, не брат, который даже не дал себе труда появиться на похоронах! Что касается Мелио…

Он подполз к Еве, как раненый зверь к своей норе, прильнул к ней и одним движением опрокинул ее на постель, раздавил своей тяжестью, попытался покончить раз и навсегда со своим мучительным и неутолимым желанием. Он бормотал непристойности, неловко тыкался то подбородком, то щекой в ее исчезающее во мраке лицо. Он глотал слезы, стискивал зубы, вступая в рукопашную схватку со стонущим противником, который станет в следующее мгновение тихим и безропотным. «Да уж какой есть, — думал он в этом вихре ярости и отчаяния. — Какой есть… Какой есть…» Он кричал, бредил, пытался освободиться от себя самого. Нет… умереть…

Он перевалился на бок, но не умер. Не так-то это просто. Мало того, гнусная радость заполняла все его существо, окатывала освежающей теплой волной. И так еще неделю? Неделя объятий, восторженного забытья, борьбы за жизнь, полной гордыни и отвращения. Ему стало дурно, он встал и пошел в ванную комнату, закрыв за собой дверь, чтобы она не видела, как он роется в аптечке. Он проглотил две таблетки снотворного в надежде, что сон сразит его наповал. Не тут-то было, сна пришлось подождать. Ева, лежа рядом, помогала ему своим молчанием.

Когда он вновь открыл глаза после долгих часов забытья, она по-прежнему была возле него, преисполненная материнской тревоги. Склонившись над ним. она гладила его по голове.

— Который час?

— Десять.

Одно утро позади.

— Почты нет?

— Только газеты.

— Там есть?..

— Да. Вскрытие показало, что он умер в обмороке. От эмоций, а не от удушья.

— Это не имеет значения.

— Кто знает, убийцу могут обвинить только в насильственных действиях, повлекших за собой смерть. По крайней мере, мне так кажется.

— Для нас, во всяком случае, ничего не меняется, — заключил Лепра.

— Может, все-таки поздороваешься? — сказала Ева.

— Доброе утро.

Они позавтракали на кухне. У них не было сил нести чашки и приборы в гостиную.

— Ну вот, мы как старые супруги, — сказала Ева. — Представь себе, что эта сцена повторяется ежедневно в течение двадцати или тридцати лет. Ты бы выдержал?

— Почему же нет?

— Нет, Жанно. Не насилуй себя. Почему ты всегда бежишь от очевидного? Мой муж был точно таким же. Он кидался за каждой юбкой и в то же время упрекал меня в неверности. Логики никакой ни у одного, ни у другого.