С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак (1995)

Зал, вероятно, был огромным, но казался маленьким, так как его загромождали гигантские аппараты. Трубы, пучки проводов, лампы, стеклянные трубки цеплялись за рамы, подобно вьющимся растениям, карабкающимся по сводам туннеля. Молчаливые люди в белых халатах ходили взад и вперед среди этого необычайного цветения, склонялись над циферблатами, передвигали какие-то ручки. Казалось, от самих стен и пола исходило жужжание, словно слетелся рой пчел. Марей шагал осторожно, с опаской.

— Здесь, — вполголоса рассказывал Кассан, — доводят до кондиции вещества, замедляющие реакцию нейтронов…

— А Сорбье?..

— Он все контролировал. Его работа начиналась после того, как кончалась работа других. Он, если хотите, суммировал результат.

Лаборатории следовали одна за другой, и Марей почувствовал растерянность. Слишком быстро сменялись картины. Они покинули помещение с высокими потолками, напоминающее зал, под куполом которого двигался мостовой кран, и вошли в огромную комнату с низким потолком, похожую на блокгауз, где, склонившись над пультом в форме подковы, сидел всего один инженер: он следил, как перед ним на стене вспыхивали светящиеся сигналы, скользили непрерывной чередой синие, красные, зеленые огоньки, фосфоресцирующим светом мерцали экраны, дрожали на серебряных циферблатах тонкие, как волоски, стрелки. И всюду тяжелые двойные раздвижные двери из стали, снабженные по краям герметичной прокладкой. Всюду сигналы: «Не входить», «Входите»… А были залы, походившие на внутренность радиоприемника, только несравненно большего размера, или напоминавшие музеи: реакторный зал, циклотронный…

— Пока все это только в стадии становления, — пояснил Кассан. — Мы еще отстаем от американцев, англичан, русских…

— Они в курсе ваших работ?

— Конечно.

— А изобретение Сорбье?

— Им известен его принцип. В этой области секретов нет. В тайне содержится технология. Тот или иной метод может обеспечить перевес на какое-то время, ну, скажем, на год или на два. Метод Сорбье дает нам временное преимущество.

— А не глупо ли было убивать такого ценного человека, как Сорбье?

— Конечно, глупо. Я не верю в преднамеренное убийство.

— Где он работал, когда проводил опыты?

— Сейчас увидите.

Кассан закрыл последнюю бронированную дверь и повел Марея по коридору, напоминающему корабельный: по обе стороны расположены каюты, на потолке — шаровидные плафоны молочного цвета, резиновая дорожка вместо ковра. Они вошли в квадратную комнату. Одну из ее стен целиком занимало окно, сквозь него видна была Сена, нагромождение крыш и бескрайнее небо, почти очистившееся от туч под многоцветной радугой, размытой дождем. Марей медленно обошел комнату… Та же аскетическая обстановка, что и там, в кабинете, где умер Сорбье: ящики с бумагами, картотека, голый стол…

— Ему здесь не нравилось, — заметил Кассан.

— Почему?

Кассан кивнул в сторону Парижа, над которым еще нависала пелена дождя.

— Он не любил, чтобы за ним наблюдали!

— Да... Понятно, — сказал Марей.

— И потом, — продолжал Кассан, — здесь его часто отрывали от дела. Вот взгляните!

Он открыл дверь, и Марей, наклонившись вниз, увидел длинный зал, где работало около двадцати инженеров. Кассан тихонько притворил дверь.

— Его ближайшие помощники, — сказал он.

— Значит, его изобретение, — заметил Марей, — это в какой-то мере результат коллективных усилий?

— Разумеется! Времена Эдисона или Бренли миновали.

— Позвольте, может, я скажу глупость… но в таком случае достаточно было похитить кого-нибудь из этих инженеров или подкупить…

Кассан покачал головой.

— Не имеет смысла. Каждый работает над своей частью программы. Всеми результатами исследований владел только один человек — Сорбье. Цилиндр был плодом его личных изысканий.