С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак (1995)

Не пройдет! Как поладить с Мириам, не соглашаясь усыпить Ньете? А если соглашусь, не слишком ли далеко зайду в трусости и отступничестве? Эти мысли не отпускали меня все утро. Я не мучился, как прежде, от отсутствия Мириам. Скорее наоборот, меня прошибал холодный пот при мысли, что придется ей повиноваться и, вопреки воле, ездить на остров. Два дня я держался. Клянусь вам: два дня — это много. Жизнь гепарда в обмен на мир! Животных я убивал десятками. Излишней чувствительностью не страдаю, и потом, все животные похожи друг на друга. Один пес умирает, другой приходит на смену. Это как бы тот же самый пес. По крайней мере, я себе так повторяю, когда вынужден сделать укол неизлечимому пациенту. И в этом случае смерть — гуманный акт. Но Ньете! Для меня это что-то особое. К ней я испытывал нечто сродни страсти, которая влекла меня к Мириам. К тому же Ньете символизировала мой прежний восторг, буйное счастье. Я отказывался от любви, но я еще не мог отказаться от поэзии любви, от ее первобытного блеска и великолепия. Я останавливал взгляд на Элиан, сидевшей передо мной за столом, смотрел на ее честное, доверчивое лицо, и мне сдавливало грудь от горя, будто ее гложет неизлечимая болезнь. Лгать, чтобы скрыть любовную связь, — не сложно. Но лгать, когда на карту поставлена жизнь? Тем хуже для Ньете! Значит, с каждой минутой зверь все ближе к смерти, и я ощущал флюиды, исходящие от нас; они парили от одного к другому, от Мириам к Элиан, от Элиан ко мне, от меня к Ньете, от Ньете к Мириам… Эти живые токи проносились в нас самих, как кровь, то красная, то черная, неся одни — гнев, другие — ненависть. Я положил в сумку наркотик и яд. Я усыплю Ньете, когда она придет ласкаться… Потом? Что будет потом, для меня уже не важно!

Я отправился утром в час отлива. Шел проливной дождь. Гуа выглядел зловеще под кнутом хлеставшего ливня. Я с трудом ориентировался по мачтам; грохот волн справа и слева заглушал шум двигателя. Было впечатление, что я отправился в далекое, очень далекое путешествие по призрачной стране, и мне удивительно хорошо. Я был почти разочарован, увидев берег, дорогу и дома. Но меня ждал еще один сюрприз. Мириам была само очарование. Я явился растерянным, побежденным; она, казалось, забыла, зачем я приезжал. Ни слова о Ньете. Ни малейшего намека на нашу ссору. Несмотря на утренний час, она была причесана, одета. Сидя в гостиной в кресле, положив одну ногу на стул, она рисовала реку, которая течет в ее стране.

— Ты неважно выглядишь, — сказала она, точно как Элиан. И интонация была почти такой же.

Эти совпадения были частыми и вызывали во мне замешательство. Я как бы проживал две не совпадающие во времени жизни. Одна была пародией на другую.

— У меня много работы!

И это я уже говорил двадцать раз.

— Иди отдохни, присядь сюда, рядом со мной.

Она наклонила стул и свалила на пол все, что на нем лежало. Догадывалась ли она о моем смущении? Забавлялась ли им? Думаю, ей скорее хотелось казаться нежной, как иногда хотелось прежде кофе или шампанского. И это ей удавалось как нельзя лучше. Пишу без всякой злобы! Просто хочу подчеркнуть происшедшую во мне перемену. Я наблюдал за ней так, как наблюдал за гепардом при первой встрече. Я прислушивался к ее голосу, следил за жестами, стремясь увидеть подлинную Мириам. Она рассказывала о своих делах. В мае она поедет в Париж на предварительный просмотр картин для будущей выставки. Она выглядела счастливой, уверенной в себе, в своем таланте, успехе и очень мило делилась со мной своими надеждами. Никакой фальши, двуличия, очень искренне. А ведь мы расстались в ссоре, и Ньете по-прежнему ждала в прачечной!

— Ты знаешь, что тебе следовало бы сделать? — сказала Мириам. — Покатать меня на машине. Вот уже неделя, как я торчу дома.

— Идет дождь.

— Тем лучше. Нас никто не увидит. Ты не будешь скомпрометирован.