С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак (1995)

Не стану описывать, как катился по наклонной плоскости с открытыми глазами, прекрасно сознавая, что потерял. Я очень скоро понял, что, если только не произойдет чудо, я не сумею удержаться даже на этом уровне. Мой талант сослужил мне дурную службу. Помогают посредственностям. Меня же избегали. Я ставил людей в затруднительное положение. Вызывал чувство неловкости. А поскольку всегда отчаянно нуждался в деньгах, соглашался на любые предложения. Но я утратил право на требовательность, и меня нещадно эксплуатировали — это был порочный круг. И чем больше я увязал, тем острее ощущал свое одиночество. Само собой, я начал пить! Вино, хоть оно и пагубно действовало на мой характер, не повлияло ни на мою память, ни на руки. Виртуоз упорно не хотел умирать во мне, часто я и сам удивлялся этому. У меня появилась своя манера изящно и лихо проигрывать наиболее трудные пассажи, смягчая их холодность и технику. К тому же я сохранил мягкое, сдержанное вибрато, царственное звучание, лишенное пошлости. Словно меня все еще питал чистейший источник, который ничто не могло замутить. Случалось, в конце недели управляющий отводил меня в сторону и говорил: «Все было прекрасно, вы, без сомнения, хороший скрипач, но, понимаете, это не наш жанр!» И я уходил. Комнаты, которые я снимал, выглядели все более мрачными. Костюмы мои становились все более поношенными. Мои любовницы на один вечер, послушав мою игру, шептали: «Да, весельчаком тебя не назовешь!» Я прекрасно понимал, что ждет меня впереди. Расстаться со скрипкой? Я уже предпринимал такие попытки. Но скрипка вскоре снова завладевала мной. Зарабатывать себе на жизнь уроками? Но я не умел преподавать. Нельзя научить тому неуловимому, что подсознательно живет в тебе, постоянно присутствует в твоей душе. Возможно, я мог бы играть в ансамбле. Но тогда пришлось бы ходить на репетиции, сносить капризы руководителя. Нет. Я так привык к вольной жизни, что, доведись мне вести упорядоченную жизнь, чувствовал бы себя как в тюрьме. Я взялся было сочинять музыку. Но создать нечто возвышенное у меня не хватало таланта, а коммерческая музыка была мне противна. Впрочем, к чему оправдываться? Мой корабль сел на мель. Я потерял управление и даже не испытывал желания крепко взяться за руль. Есть своя прелесть в том, чтобы чувствовать себя потерпевшим кораблекрушение.

Именно в такой момент этот человек и появился в первый раз. Я тщетно пытаюсь припомнить, что же привлекло к нему мое внимание? Быть может, он уже несколько дней следил за мной? Быть может, он заметил меня в «Джамбеу», где я играл вместе с одним жалким пианистом в часы аперитива и по вечерам? Поскольку в ту пору я ел очень мало, то пьянел от первой же рюмки и не очень четко воспринимал окружающее. Я походил на рыбу, которой сквозь стекло аквариума видны лишь неясные очертания движущихся предметов. Все окружающее ко мне отношения не имело. Это был мир, куда я не собирался возвращаться. Я играл. Ждал момента, когда смогу уйти. Закончив выступление, я с футляром под мышкой отправлялся к себе в гостиницу на улице Аббатис или же доходил до ярко освещенной площади Клиши, чтобы в одной из закусочных съесть сандвич.