Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

— Сие и вовсе невозможно, исправлять в книге воспрещается.

— Вырви страницу и перепиши, — начинал злиться кавалер.

— А это уже преступление, — тряс жирным подбородком монах, — книга прошита и страницы пронумерованы.

— И что ж мне теперь делать? — спросил Волков, выходя из себя.

— Живите так, — не чувствуя опасности, небрежно предложил толстяк.

Не говоря больше ни слова, Волков влепил ему утяжеленную, звонкую оплеуху.

— Господь Вседержитель, — заныл монах, почесывая щеку и шею, — что ж вы деретесь в Доме Господа.

Кавалер молча спрятал бумагу в кошель и пошел к выходу. Он пришел в себя. Никаких слез в его глазах боле не было.

«Иероним, значит Иероним, зато кавалер», — сказал он про себя.

— Сыч, веди всех в трактир, скажи трактирщику, чтобы готовил большой обед на всех и пусть не мелочится, скажи, что дам ему талер, пусть будет свинина и вино, и пироги, и лучший сыр.

— Сделаю, господин, — обещал Сыч.

— Еган, ты со мной, — продолжил Волков.

— А куда мы, господин? — спросил слуга, помогая кавалеру сесть на коня.

— К художнику, мне нужен герб. Я тут недалеко видел вывеску.

Не успел он тронуться, как к нему подбежала Агнес и быстро заговорила:

— Господин, разреши мне в стекло заглянуть, сон мне был злой, тебя видела в нем.

Волков, поглядел на нее внимательно и с недоверием. Она уже давно не вспоминала про шар, но, видно, он ее не отпускал.

— Нужно ли? Мало ли снов снится.

— То вещий был сон, как явь. В нем вы были, сидели уставший, или раненый, а на вас монах смотрел.

— Монах? Наш монах? — спросил кавалер.

— Не наш, злой монах.

— Какой еще злой?

— Не знаю какой, на взгляд простой, а туфли у него как у богача, не сандалии и не деревяшки. И говорит он тихо и кротко, но опасен как змея.

Теперь кавалер уже не был так недоверчив:

— Злой монах, говоришь? — задумчиво переспросил он. — Ладно, возьми шар, погляди в него.

Агнес кивнула и бегом кинулась за другими людьми Волкова, что уже шли от собора в трактир.

— Ведьма она, господин, ох ведьма, — начал Еган, — я вот…

— Молчи, дурень, стоишь, орешь на всю улицу, — оборвал его кавалер. — Пошли к художнику.

Художник был беден и молод, Волков, оглядел нищий его дом и хотел уже уйти, но художник упросил его не уходить. Говорил, что нарисует герб на бумаге, и если господину рыцарю понравится, то и щит его разрисует.

Он был первый из посторонних, кто назвал Волкова «господином рыцарем». И «господин рыцарь» согласился. И не пожалел о том.

— Каков будет щит? — спрашивал художник и тут же начинал рисовать.

— Кавалерийский треугольник.

— Цвета: Один? Больше?

— Два. Голубой и белый, — отвечал кавалер, не задумываясь.

— Мудрый выбор, лазурь, серебро. Лазурь — небо, верность, честность. Серебро — благородство и чистота. Как рассечем?

— По горизонту, белый — сверху.

— Мех, пояса, перевязи?

— Лишнее. Коршуна, черного коршуна рисуйте. Одна колдунья звала меня коршуном.

— Господин, коршунов, орлов, кречетов и соколов на щитах много.

— Да? — кавалер на миг задумался. — А вороны часто встречаются?

— Нет, не часто, никогда не видел, прекрасный выбор, ворон символ мудрости и течения времени.

— Рисуйте ворона, а в лапах он должен сжимать горящий факел, так хотел архиепископ.

— Итак, черный ворон с горящим факелом на лазурном поле, с серебряным небом, — закончил рисунок художник.

Волоков внимательно смотрел на него и был доволен:

— Сделайте ворона пострашнее.

— Сделаю ему рубиновое око.

— Еган, дай художнику щит. Хочу забрать его завтра.

— К утру лак высохнет, будет готов, с вас два талера, господин.

Волков молча достал монеты.