Вассал и господин - Борис Конофальский (2019)

— Якова? — не поверил кавалер, освобождаясь от рук и полотенца Брунхильды и беря рубаху с лавки.

— Его, — говорит Рене.

— Кто же его поймал?

— Во Фринланде его поймали, сюда привели. Сержант его привел. На дворе стоит, ждет вашего дозволения войти.

— Зовите.

Сержант из Фринланда был высок и статен, как и положено быть настоящему сержанту. На цепи за собой он ввел в дом мальчишку Якова. Тот был руками и шеей заточен в колодки. Может, колодки были тяжелы, может, просто стыдно ему было, но головы вор не поднимал.

— Господин Эшбахт, — важно начал сержант, — согласно договору, что есть межу землей Ребенрее и Фринландом, о возврате беглых крепостных, и по решению судьи Кальнса, что судит милостью архиепископа Ланна и Фринланда, возвращаю вам вашего крепостного, что взят был у нас в городе Эвельратте без бумаг и имущества.

— Спасибо тебе, сержант, что поймали вора, — говорил кавалер, и в голосе его не было ничего хорошего для Якова. — А конь при нем был?

— Мне о том не ведомо, — отвечал сержант, — пьян он был, валялся в кабаке два дня, пока кабатчик стражу не позвал. Сказал, что деньги за пиво не платит. Стража учинила розыск, он и сознался, что беглый от вас. По суду велено вернуть вам его.

— Где мой конь? — спросил Волков без всяких эмоций.

Юноша буркнул что-то, не поднимая глаз от пола. Никто не понял, что он ответил.

Тогда Сыч подошел и дал ему в ребра:

— Говори, паскуда, громко, когда господин спрашивает.

— Украли, — срываясь на рыдания, уже громко отвечал Яков. — В постоялом дворе.

— А деньги мои где?

— Нету, — Яков стал рыдать, — все украли.

— Врет, — вдруг сказал сержант, — не крали у него деньги, проиграл он их. Трактирщик говорил, что он два дня в кости пьяный играл.

— Двадцать талеров тебе всего на два дня хватило? — возмутился Сыч. — Ах, ты, вошь поганая, мне за пять талеров приходится иной раз жизнью рисковать, а ты… Вошь поганая… — Он опять дал в ребра мальчишки кулаком.

Тот стал рыдать, а сержант стал снимать с него колодки и говорить:

— Я тогда пойду, надо до ночи хоть реку переплыть.

Волков встал, достал из кошеля ему серебра на пол талера, вложил в руку:

— Спасибо, сержант.

— Вам спасибо, господин, — отвечал тот кланяясь. И, кивая на юношу, спросил. — А с этим что сделаете?

— То, что положено делать с ворами. Он увел у меня племенного коня, в сто талеров стоимостью, — зло говорил кавалер. — Он вытащил серебра монет двадцать, и все это растратил. А мне такие деньги давались нелегко, почти всю жизнь меня за них резали, рубили и кололи. И мне скопить удалось сто монет… А он такие деньжищи… За четыре дня промотал все, вор. Как господин твой и судья, осуждаю тебя на смерть, так как вор ты. Ты будешь повешен.

Мальчишка по его голосу вдруг понял, что пощады ему не будет и завыл тоскливо.

— Справедливо, — сказал Рене.

— Правильно, экселенц, — сказал Сыч, хватая мальчишку за шиворот. — На заре его и повешу.

— Нет, — спокойно произнес кавалер. — Завтра утром мы уезжаем, ты со мной едешь, ты мне понадобишься, сейчас с делом покончи.

— Сейчас, так сейчас, — говорил Фриц Ламме, выволакивая Якова на улицу.

— Раз так, я и задержусь, сказал сержант, погляжу, как вора вешают.

— Максимилиан!

— Да, кавалер.

— Соберите народ, а Сычу скажите, чтобы вора сначала к попу отвел исповедоваться.

— Господин, — тут заговорила Брунхильда, беря его за руку.

— Ну, — Волков уже по глазам ее знал, о чем она сейчас говорить будет.

Глаза девушки были мокры от слез:

— Он совсем молод, не знал что творит, может…

— Простить его? — закончил Волков.

— Нет, не простить, а кару другую выбрать, такую, что жизнь не отнимает. Может его клеймить, или в работы тяжкие отдать?

И тут Рене, что еще не вышел на улицу и слышал их разговор, сказал: