Раубриттер - Борис Конофальский (2020)

— Вот это никак не узнать, экселенц, — говорил Фриц Ламме допивая из миски бульон похлебки, — никак того не узнать, потому что каждая коммуна сама решает сколько людей выделить. Рюммикон дает тридцать восемь человек. Так это город. А деревня Флейшер, небольшая сама, обязалась поставить восьмерых. Не мог же я со своими людьми все деревни, да села оббежать. Да и подозрительно это было бы.

— Верно. Ладно, и так понятно, сколько их будет, — произнес Волков все так же задумчиво.

— Откуда же вам ясно? — удивился Сыч. — Как по мне, так совсем не ясно, сколько их припрется.

— Капитан — одна малая баталия, две больших роты или три маленьких. Четыреста или пятьсот человек, редко когда у капитана горцев солдат в баталии больше. Бывает, конечно, и больше, но это если других капитанов поубивали. Обычно четыреста с лишним.

— А у нас сколько? — сразу насторожился сыч.

— Хорошо, если двести пятьдесят сейчас наберем, — ответил Волков.

— Так то ж мало, экселенц, — у Сыча даже лицо от нехорошего удивления вытянулось. — Как мы пятьсот человек одолеем, если у нас всего двести пятьдесят.

Волков не ответил ему, он был по-прежнему задумчив, а Сыч пока господин его не спрашивал больше, пошел к Марии, просить еще еды. А когда вернулся с тарелкой бобов, что служанка приготовила дворовым, кавалер его спросил:

— Ты главное узнал? Когда собираются?

— Узнал, — сказал Сыч, и тут же исправился, — ну думаю, что узнал. Значит, они лодки наняли, а лодочникам велено быть на пристанях в Мелликоне в четверг.

— В четверг? В Мелликоне? — повторил кавалер и сказал, обернувшись к Увальню, что валялся на лавке у двери. — Увалень, найди Максимилиана, и соберите ко мне офицеров.

— Господин, вечер уже, — напомнил ему оруженосец. — Они могут уже спать лечь.

— Немедля всех ко мне, — повторил кавалер. — И Егана тоже.

Уже жена его спать ушла давно, уже девочки племянницы устав улеглись на лавках, и давно спали, когда дворня в людской угомонилась, а из слуг осталась лишь Мария, только тогда все офицеры собрались у него. По глупости даже Карла Брюнхвальда оповестили. Он приехал, вернее его привезли жена и старший пасынок, так как ходил он еще плохо.

Все расселись за столом, все были серьезны. Кроме весельчака Бертье.

— Господин управляющий, и вы господин Сыч, — говорил он с заметной иронией, — вижу, что лики ваше омрачает тревога. Отчего так встревожены вы.

И вправду, и Сыч и Еган были заметно напряжены. Нет, конечно, им обоим льстило, что их пригласили на военный совет, но тревожности эта лесть не затмевала.

Они ничего не ответили Гаэтану Бертье.

— Тем не менее, рад приветствовать вас на нашем военном совете, — продолжал шутник, — надеюсь, с такими советниками, мы сразу придумает, как победить мерзких горцев.

Еган вылупил на него глаза, он видимо не понимал поначалу, что случилось, а потом спросил у Сыча тихо:

— Никак война?

— Война-война, — бурчал Сыч с видом человека все знающего и снисходящего до невежи.

— Сыч, расскажи господам офицерам, что мне рассказал, — произнес Волков, начиная совет.

Сыч пересказал все, что выведал, и закончил рассказ так:

— Уж извините, господа, кавалер просил выяснить, где враги высаживаться будут, так этого я не узнал.

— Не извиняйтесь, господин Ламме. Это кавалер просил вас узнать предположительно, — сказал Рене, — в точности вы это узнать не могли, это и сам их капитан пока не знает. Думаю, он поедет завтра сам рекогносцировку делать, а уж потом и решит.

— Что делать? — не разобрал Сыч.

— Место, место для высадки искать, друг мой, — отвечал ему Рене.

— Вы лучше скажите, любезный Сыч, — заговорил Брюнхвальд, — сколько лодок они наняли.

— Десять, — сразу сказал Фриц Ламме.

— А еще будут лодки?

— То не знаю я, а надо было вызнать?