Раубриттер - Борис Конофальский (2020)

Нет, не помнил он ее совсем. С другой стороны, он и мать свою уже не мог вспомнить. Иногда, ложась ночью в постель, пытался, но лицо матери так и не явилось ему. Отца еще вспоминал, тот был большой, сильный, бородатый, дом отлично помнил. А мать не мог. И сестер толком не мог вспомнить, помнил двух маленьких девочек, что носили белые платья. Неужели это одна из них? Нет, не узнавал он в ней ничего. В этой усталой и худощавой женщине ну никак он не мог узнать ребенка в белом платьице. А женщина так и стояла все с той же улыбкой вымученной, руки на животе сложив, ладони от волнения сжав.

Наконец, кавалер сдал к ней несколько шагов и спросил:

— Добрый день, как вас зовут?

— Тереза Видль, господин, — отвечала женщина срывающимся голосом.

— Урожденная?..

— Фольокоф, господин.

— Фолькоф? — как бы уточнял Волков.

— Да, но матушка все время говорила нам, что наш батюшка был шкипер, родом он был из восточных земель, настоящая фамилия Волков, — торопясь рассказывала женщина.

— А меня вы помните? — медленно, словно боялся вспугнуть ее, спрашивал кавалер.

— Нет, не очень… — женщина стала мять руки от неловкости. — Но матушка говорила, что вы ушли на заработки и когда вернетесь, то у нас будет вдоволь хлеба и не дадите нас никому в обиду.

— У вас была нелегкая жизнь?

— Нелегкая, господин, — говорила она, — особенно как у нас забрали дом. Так пришлось нам с матушкой жить на кухне трактира несколько лет. Ели мы то, что оставалось от посетителей, мыли трактир каждый день.

— Дом? А помните, где был ваш… Наш дом? — спросил Волков.

Он прекрасно помнил свой дом до сих пор.

— Да, господин, дом был между церковью Воскрешения Господня и мостом Медников.

Да, там их дом и стоял. Волков вдруг почувствовал неудержимой желание обнять эту женщину, обнял и почувствовал, как худа спина его сестры, как костлявы плечи и ключицы. Как тонки ее руки.

Видно, давно она не ела досыта.

Наконец, он оторвался от нее и увидал, как слезы текут по ее лицу. Он сам вытер ей их своей рукой.

— Пойдемте, сестра, — сказал он, — я хочу поглядеть на своих племянников. Они в доме?

— Да, господин, — сказал Тереза и подняла ведро с земли.

Волков остановился, забрал у нее ведро:

— Отныне вы не будете носить ведра.

Он взял ее за руку и повел в дом, а ведро нес сам.

Хилли и Вилли несли за ним мешки с серебром, а за ними уже шел и брат Семион, и Сыч, и Максимилиан, и Еган.

Дома за столом сидели три ребенка: мальчик лет тринадцати и две девочки одиннадцати и семи лет на вид. Брунхильда по-домашнему, в одной нижней рубахе, вертелась у зеркала, а служанка Мария у очага.

— Дети, встаньте, — поспешно сказал Тереза, — это ваш дядя, господин Фолькоф.

— Ах, наконец-то! — воскликнула красавица с негодованием, увидев его. — Отчего вы не сказал мне, что едете в город?

— Я ездил по делам, — строго ответил он ей, усаживаясь в свое кресло, что стояло во главе стола. Он отвязал меч, положил его на стол и наделся, что разговор на этом закончен.

— Мне тоже нужно было по делам, — нет, Брунхильде еще было, что сказать. — Вы не знаете того, но граф будет тут в субботу. А меня нет нового платья! Мне нужно пройтись по лавкам!

— Да? — тут Волков удивился. — Граф будет к нам в гости?

— Он сказал, что у него к вам важное дело.

— Ладно, ладно, — Волков сделал знак рукой, мол, помолчи. — Потом поговорим.

Теперь он сделал другой знак рукой. Теперь он подзывал к себе детей.

— Идите к господину, — подталкивала детей его сестра.

Те робели и кланялись, но Тереза не успокаивались, первым вытолкнула к нему мальчика.

— Как тебя звать? — спросил его Волков.

— Бруно, господин, — негромко ответил мальчик.

— Фамилию скажи.

— Дейснер, господин.

— Что умеешь?

— Ничего особенного, господин, — робея, произнес мальчик.