Длань господня - Борис Конофальский (2020)

Он собирался ею воспользоваться. Брат Ипполит поторопился и принёс ему письменные принадлежности, разложил перед ним бумагу, поставил чернильницу, положил три хорошо точеных пера и сел на другом конце стола, ожидая, вдруг что ещё кавалеру понадобится. А Волков взялся писать архиепископу ответ.

«Отец мой и сеньор мой по Господу, рад вашей похвале, как ничему другому не радуюсь, уповаю на заботу вашу и молитву вашу, тем и живу. Все хлопоты только ради вас и затеваю. Все труды и заботы про Святую Матерь Церковь и про вас, отца моего.

Просьбы ваши о врагах Матери Церкви я выполняю, дважды уже бил их и у них на земле, и на земле своей. И оба раза бил их с позором, чтобы знали они, что Господь не с ними, а с нами. И рвением своим я уже сеньора своего обозлил, обозлил так, что он за мною присылал добрых людей, насилу от них отделался. И при этом ваш капитан фон Финк брался мне помогать, а за помощь взял с меня серебра премного больше, чем помог. И когда я просил его часть серебра вернуть, так капитан браниться стал грубо. Обиды говорил, как пьяный простолюдин, всё при людях моих и при солдатах моих, все его лай слышали. Убивать я его за то хотел, да не смог, он человек ваш, только то его и спасло. И теперь мне просьбу вашу никак не выполнить, я уже воюю за вас и за Церковь и с горскими псами, и с сеньором своим. Ещё одного врага мне не осилить. Может, вы, отец мой во Господе, найдёте управу на капитана своего, тогда я сразу возьмусь ваших купчишек в разумение и уважение приводить. А иначе мне с тремя воевать, так и конец мне будет быстрый.

А ещё, отец мой, я напомнить вам осмелюсь, монах брат Семион уже писал и вам, и архиепископу Малена о деле канонизации, прошу вас поторопить дело, прошу вас ускорить по возможности причисление невинно убиенного брата Бенедикта к лику святых. Сие очень важно и для меня, и для людей местных будет. Уповаю на заботы и молитвы ваши.

Рыцарь божий,

Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Брат Ипполит помог ему запечатать письмо, Волков взглянул на гонца, который уже доедал то, что ему положила в тарелку Мария.

— Отдашь господину своему, — сказал кавалер, когда брат Ипполит передавал гонцу конверт. — А на словах скажешь, что я тотчас исполню его просьбу, как только он урезонит человека своего. Но только я точно должен знать о том, что человек тот мне больше не помеха.

— Передам слово в слово, — обещал гонец, вставая из-за стола.

А ещё Волков подумал и решил, что жечь письмо архиепископа не будет, пусть полежит пока. Он положил его в сундук, не в большой сундук, где обычно хранил мешки с серебром, а в малый, заветный, к стеклянному шару и золоту. У этого сундука был хитрый и надёжный замок. За него он был спокоен. Да, пусть письмо полежит пока… Мало ли что…

Едва он ушёл, как Волков оглядел стол, словно ища чего-то и не находя. Потом сказал:

— У нас никогда не бывает риса.

— Риса? — С удивлением спросила Бригитт.

— Да, никогда не бывает риса. Я, когда воевал на юге, часто ел рис.

— Ну, да, рис вкусен, — согласилась рыжая красавица.

— И никогда у нас не бывает кофе, вы пили когда-нибудь кофе, госпожа Ланге?

— В доме графа подавали кофе как-то раз, но он никому не понравился, — ответила Бригитт.

Госпожа Эшбахт же смотрела на него с интересом, ей этот разговор был любопытен.

— А я люблю кофе, — заговорил Волков, явно вспоминая что-то приятное, — при осаде Фрего мы на полгода стали в одном городке на зимних квартирах, там был маленький порт, а в этом порту таверну держал один мавр, там сарацинские купцы всё время варили кофе, у них я к нему привык. К нему и к рису, тушёному с сарацинскими специями.

— Рис ещё есть можно, коли совсем голодна, — скривилась Элеонора Августа. — А кофе… так это пойло, что пить невозможно. Горькое и терпкое, словно отвар коры дуба, что в детстве лекарь от хвори в животе мне давал. Только маврам да грубым солдатам оно может прийтись по вкусу.