Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт - Борис Конофальский (2020)

Людвиг Вольфганг Кёршнер был на удивление худ по сравнению со своим отцом. Был чуть прыщав и лопоух. Что пытался, кажется, скрывать при помощи кокетливой бархатной шапочки с драгоценным заморским пером. Вся его другая одежда была тоже очень дорога: и шуба, подбитая синим атласом, и панталоны необыкновенно свободного кроя из яркого красного шёлка с дивными узорами, и шоссы в цвет панталон, и синие до черноты сафьяновые сапоги, которые, хоть он и не приехал верхом, доходили ему до бёдер. Перчатки, цепи, кольца, всё, как и полагалось, на нём было. Небольшой меч-эспада с золочёным эфесом и отлично выделанными ножнами завершал его костюм. Любой молодой принц или первый сын графа не погнушался бы такой одежды.

Мать же его Клара Кёршнер тоже была дорого одета, но всё-таки не так вычурно, как её сын.

Мальчик сразу подошёл к Волкову и поклонился. Хорошо, низко поклонился, с уважением:

— От всего дома Кёршнеров передаю вам привет и благодарность за великодушное ваше приглашение, господин кавалер, и вас благодарю, госпожа фон Эшбахт, — он поклонился и Элеоноре Августе.

Видимо, юноша заучивал эту речь наизусть, значит, готовился. Это Волкову понравилось.

— Мы вам тоже рады, молодой господин Кёршнер, — без всякой графской спеси на этот раз отвечала госпожа Эшбахт.

Тут юный Кёршнер поклонился и всем его людям:

— Приветствую вас, добрые господа.

И Увалень, и Максимилиан, и фон Клаузевиц, и все другие, включая стариков Брюнхвальда и Рене, все ему кланялись в ответ весьма учтиво, хоть и смотрелся он ребёнком даже на фоне таких молодых, но уже закалённых и обветренных людей, как Гренер и братья Фейлинги. А вот они-то, эти двое, хоть и поклонились, как положено, но потом стали тихо переговариваться, и при том на их лицах были высокомерные ухмылки. И это кавалер для себя отметил.

— Рад вас видеть, друг мой, — сказал он весьма сердечно и тепло, что для него было необычно, и протянул юноше руку.

Волков был без перчаток, а Людвиг Вольфганг в перчатках. Хоть и позволял ему этикет пожать руку кавалера, не снимая перчатки, но он всё-таки потрудился стянуть узкую перчатку перед рукопожатием. Это тоже понравилось кавалеру, и он, чуть улыбаясь, произнёс:

— Прошу вас быть моим гостем и пройти в дом, сдаётся мне, что вас там кто-то с нетерпением дожидается.

Все заулыбались, даже мать юноши, а сам он заметно покраснел.

Глава 29

Урсула встретила жениха глубоким книксеном. Кажется, и вправду женщины переборщили с румянами и белилами. Уж очень она была похожа на взрослую даму.

А жених, чуть заикаясь от волнения, после долгого поклона стянул с головы своей шапку, стал говорить:

— Госпожа Урсула… Урсула Видль. Разрешите мне засвидетельствовать… Да, засвидетельствовать своё нижайшее почтение.

Любой молодой человек волновался бы, если на него смотрели бы три десятка глаз. Да и для девочки эта церемония была волнительна. Но она всё-таки говорила ровно, без запинок, но то, что ей из-за спины нашёптывала Бригитт:

— Рада видеть вас, добрый господин, и вашу матушку в доме нашем.

— Я привёз подарки, — продолжал Людвиг Вольфганг, — будет ли вам угодно принять их?

— Будет, — сразу и без посторонних подсказок говорила Урсула, — да, давайте ваши подарки.

Она опять же без всяких подсказок додумалась, что подарки она будет принимать, сидя в кресле, она вернулась, влезла в него и устроилась на подушке. Замерла в ожидании.

А приехавшие с Кёршнером люди внесли в залу сундук. Поставили его недалеко от кресла, в котором сидела девочка. Распахнули и отошли. Людвиг Вольфганг склонился и достал из него. шубу! Вернее, лёгкую серую шубку из очень богатого меха неизвестного Волкову зверя.

— Ах! — только и смогла произнести Урсула.

Шуб в её короткой жизни ещё не было.

— Вам нравится?