Зыбучие пески - Малин Джиолито (2017)

На столе рядом с термосом с кофе лежит кучка мятных шоколадок, пластиковые упаковки молока и кубики сахара. Я завтракала всего два часа назад, но все равно ем шоколадки, сворачиваю шарики из серебряной фольги и строю из них пирамиду. Я не спрашиваю, хочет ли кто-то еще шоколада, я спрашиваю, можно ли покурить. Сандер просит меня воздержаться (типичное сандеровское словечко), потому что стоит нам выйти из комнаты, как на нас накинутся журналисты, и это «неразумно из соображений безопасности».

Фердинанд спрашивает, не сгодится ли мне снюс. Разумеется, она употребляет снюс. Наверно, подмышки она тоже не бреет.

Я знаю пару охранниц из следственного изолятора, которые тоже убеждены, что снюс и небритая промежность – это непременное условие борьбы за права женщин, а запах пота – признак природной красоты. Фердинанд их сильно напоминает, но она хорошо образованна. И снюс у нее элитный, а не обычные одноразовые пластинки.

– Нет, спасибо, – благодарю я. – За последние девять месяцев мне столько раз предлагали снюс, сколько другим женщинам не предлагают за всю жизнь.

– Разве ты не знаешь, что курение вредно? – шипит Блин мне в ухо. – Это приводит к преждевременной смерти.

Я не знаю, шутит он или нет.

Прокурор сегодня будет говорить о моей смерти. О том, что мне следовало умереть. Вот что она собирается сказать: мы с Себастианом решили отомстить всем, кто нас предал. Мы поехали в школу с бомбой в одной сумке и с ружьем в другой, чтобы убить как можно больше людей. Стрельба закончилась смертью Себастиана. Я тоже должна была умереть, но не умерла, хотя обычно при расстрелах в школах живых не остается. Безумец или безумцы решают отомстить своим одноклассникам, стреляют по всем подряд, пока не прибудет полиция, а потом или кончают самоубийством, или убивают друг друга, или вызывают на себя огонь полицейских.

Если только они не струсят, разумеется. Только трусы выживают. И вот я тут сижу, живая-живехонькая, в Стокгольмском суде, перед залом номер один. Жалкое ничтожество, как утверждает прокурор.

Я решаю не отвечать Блину. Охранник открывает дверь и сообщает, что можно идти. Сандер собирает свои вещи, а я в последний раз собираю пирамиду из серебристых шариков. Фердинанд снова спрашивает, не хочу ли я снюс. Я качаю головой. Видимо, вид у меня такой, словно я умру без никотина.

– Никотиновая жвачка! – восклицает она, счастливая от того, что ее осенила эта гениальная идея.

Фердинанд начинает рыться в своей гигантской сумке, но тут Сандер прищелкивает языком. Он ни за что в жизни не позволит, чтобы я жевала жвачку во время заседания суда. Мы проходим в зал.

У Зови-меня-Лены раскрасневшиеся лоснящиеся щеки. Наверняка ее день начался с пресс-конференции на ступеньках здания суда. Погода стоит отличная. Прохладно и солнечно. Я готова поспорить на деньги, что она обожает пресс-конференции на лестнице.

Очень важная персона в очень интересном фильме.

И наверняка она пришла сюда сегодня пешком, потому что движение – это жизнь. Уверена, Лена Перссон поднимается по лестнице вместо лифта и считает, что это позволяет ей спокойно слопать две булочки или одно пирожное с марципаном за чашкой кофе на работе. Зови-меня-Лена похожа на человека, который покупает гособлигации и имеет пенсионный вклад. Наверняка она закончила университет без единого кредита (долги лишают свободы). И мне не нужно сильно напрягаться, чтобы представить ее квартиру в доме коттеджного типа: сосновые панели в гостиной, ловушки для снов над кроватками детей, самая большая в Швеции коллекция керамических лягушек в стеклянном шкафу. Сейчас ее очередь выступать. Я ненавижу главного обвинителя Лену Перссон.