— Повздорили — помирятся, — нетерпеливо прервал Томин. — Главное для нас теперь — фактор времени. Конечно, Багров не на вертолете летит, но при его характере… пожалуй, завтра-послезавтра объявится. Оперативные соображения?

— Посты ГАИ надо известить, чтобы транспорт проверяли, — предложил дежурный.

— Принято. Дальше?

— Общественность проинформируем, — решительно (и, разумеется стоя) сказал Виктор, мысленно созывая штаб дружины.

— Нет, шума поменьше, спугнем. Молва у вас, наверное, быстрее телеграфа.

Все согласились.

— Еще и то скажу, — добавил участковый, — об Семене Григорьевиче надо подумать. Слух если прилипнет… Ославят их с Майей Петровной — потом не отмоешься.

— Слух — не смертельно, — отмахнулся Томин. — А вот предупредить Загорского надо. Где он живет?

— При школе и живет. — Дежурный набрал номер. — Семен Григорьевича попрошу… Куда?.. А вернется?.. Ясно. В Новинск он уехал по школьным делам. Дня на три.

— С Новинском потом свяжемся. Следующее. Где Багров на первое время может затаиться? Хоть несколько часов ему нужно с дороги отдышаться, осмотреться.

Все призадумались.

— Иван Егорыч, записывайте, — подтолкнул Томин.

— К отцу не сунется…

— Не-ет старик его в амбар запрет, да еще вожжами, пожалуй. К друзьям по бутылке.

— К Матвею может.

— К Матвею — да. К Андрею Зубатому тоже. Записывай обоих.

— Алабина запиши, Петра.

— Сомнительно.

— Зато городом не надо идти, с краю.

— Ладно, для верности. И Лопатиных уж тогда.

— А вдруг он прямо домой — и… что-нибудь Майе Петровне? — предположил Виктор.

— Белым днем не осмелится, а к ночи присматривать будем.

— Развод в восемь? — спросил Томин.

— В восемь. Гусев — замнач по оперативной части — вернется в шесть.

Томин глянул на часы. К семи надо быть в Москве. Принять душ, сменить рубашку — и к Паше: ведь сегодня знаменательная юбилейная суббота, на которую он обещал явиться хоть с того света.

9

Багров одолел свои двенадцать километров.

Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: «Кто там?»

— Дед Василий, отвори.

Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.

— Да я же это, я… — просипел Багров.

— Мишка?! — ошеломленно вскрикнул дед. — Откудова тебя черт нанес?..

— Ш-ш… один ты?

— Кому у меня быть?

Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.

— Чего не пускаешь? — беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.

— Снег стряси.

Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.

— Теперь заходь.

И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!

— Дошел, видать, до ручки, — пробурчал дед Василий. — Сымай тулуп, Михайло.

Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:

— Обутку смени.

— Не могу, потом. Картошкой пахнет… — запекшимися губами выговорил Багров.