Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Господи, велика разница, доехала — не доехала… Надо ж, про клюкву известно!

— Сколько ее было?

— С полведра примерно. Велел ребятам набрать.

— Как ты ее упаковал? Когда и с кем отправил?

— Насыпал в лукошко, поверху мешковинкой обвязал. Один ханурик от нас увольнялся, с ним и послал. Должен был уж прибыть. Он проездом на юг.

— «Ханурик» какого сорта?

— Да так…

— В доме не нашли ни ягодки, а полведра сразу не съешь.

— Чего ты прицепился с клюквой?

— Грабители вынесли отсюда корзинку. И тоже обвязанную тряпицей.

— Что же, они на клюкву позарились?

— Думаю, не тот ли вынес, кто и внес? Чтобы следа не оставлять.

— Он?!.. — Борис садится посреди комнаты на стул.

— Обрисуй, что за личность, прикинем.

— В Хабарове и обрисовывать нечего. Одно слово — алкаш. Неужели…

Его прерывает робкий звонок в дверь.

— На всякий случай, меня нет, — говорит Томин и встает в передней за вешалку.

— Кто там? — слегка оробев, окликает Борис.

С лестницы доносится невнятно: «Откройте, не бойтеся!»… Борис удивленно прислушивается, протягивает руку, но в последний момент, засомневавшись, не скидывает цепочку, а лишь приотворяет дверь. Теперь голос звучит отчетливее: «Прощения просим, что поздновато, заплутал малость в Москве… От Бориса Афанасьевича я». Петухов распахивает дверь. На пороге хмельной низкорослый мужичонка с лукошком в обнимку.

Томин выступает из-за вешалки.

— Свят-свят-свят!.. Кудай-то я прибыл — туда или обратно? — хихикает гость, таращась на Петухова.

— Туда, туда, входи.

— Нет, Борис Афанасьич! Ить я поехал, а вы осталися. Я кому же клюкву-то вез?..

Борис оборачивается к Томину.

— Познакомься с товарищем Хабаровым, — язвительно кривит он губы. — Больше у тебя никого на подозрении нет?

4

Выбыл из подозреваемых племянник Гена, выбыл и Хабаров. Корзинка оказалась в руках преступников просто «паролем»: знали, на что сослаться, чтобы пустили в квартиру. А их осведомленность… Если Петухова откровенничала в магазине, то могла и еще в десяти местах. Не угадаешь, где кто слышал.

— Снимаем с повестки дня? — спрашивает Томин, беря со стола Знаменского пустое лукошко из-под клюквы.

— Увы.

— Кое-что, Паша, забрезжило с другой стороны. У этого Санатюка, судимого за убийство и квартирные кражи…

— И живущего рядом с Кирпичовым… Помню.

— У него племянница работает в почтовом отделении и занимается денежными переводами — обрати внимание. А отделение, еще раз обрати внимание, обслуживает, в частности, наш дом. Факт, по-моему, достаточно увесистый.

Крутанув лукошко, Томин запускает его волчком и торжествующе косится на Пал Палыча. Любит он нежданные эффекты.

Но Знаменский, хотя слушает и внимательно, не спешит ликовать.

— Тебе, Паша, все мало? Тогда добавлю, что эту Варю Санатюк неоднократно встречали под ручку с Кирпичовым!

В больничной палате несколько коек. На одной из них — Петухова. Возле нее сидит Борис.

— Ты сейчас, главное, не волнуйся, тогда через недельку и встанешь. И я вот приехал, и папе лучше. Поживете еще… А про деньги эти, которые в шкатулке лежали…

Петухова порывается что-то сказать, но Борис косится на соседние койки — слушают ли посторонние — и останавливает мать:

— Тсс! Молчи! Тебе велено поменьше говорить, вот и помалкивай! Про деньги забудь! Жалко, конечно, да что поделаешь. Я и папе сказал: были, сплыли, и наплевать. Новые наживем, здоровье дороже. Поняла? — заглядывает он ей в глаза. — Поняла ты меня?

— Поняла, сынок… — шепчет Петухова. — Спасибо, что не сердишься…

— Молчи, молчи! Наговоришься еще вдосталь, когда допрашивать будут. Этот Сашка Томин, как я представляю, талантов небольших, но для соседей готов расстараться. Вдруг и поймает наших злодеев. У-у, мне бы их в руки!