Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

Некоторое время Кирпичов молчит, пытаясь подавить панику, затем говорит с трудом:

— Что за ерунда… еще скажите — повел к себе чай пить… Надо же выдумать!..

— Я не выдумывал, Кирпичов. Я думал. Анализировал, сопоставлял. И ясно вижу, что не ошибся.

— Откуда ж оно ясно?

— Из вашей реакции. В протоколе, конечно, нельзя написать: «Свидетель побледнел и задрожал всем телом». Но картина была примерно такая.

— Когда врасплох такую глупость… поневоле челюсть отвиснет… С чего вы вообще взяли?

— Могу вкратце изложить ход мысли. Желаете?

— Отчего ж… интересно.

— Так вот. Кирпичов, думал я, изо всех сил открещивается от двух своих пассажиров, опасаясь угодить в историю. Но он должен понимать, что никто его не обвинит, если случайные пассажиры оказались преступниками. Значит, есть некое обстоятельство, которое позволяет заподозрить связь между ним и грабителями. Это обстоятельство он и хочет утаить!.. Тогда я принялся перебирать в уме первый с ним разговор. Пока мы торчали у светофора на Сретенке, отчетливо вспомнился момент, когда «заискрило». На вопрос, где пассажиры сошли, Кирпичов ответил чуть поспешней и внутренне весь напрягся. Видно, тут и была главная ложь.

— Да почему непременно ложь?!

— Видите ли, он утверждал, что высадил своих нехороших клиентов у метро. Глупо, проехав полгорода на такси, высаживаться у метро.

— Заметали следы.

— Нет, полагаю, такси их прельстило как возможность быстро добраться до определенного места.

— И «определенное место» — мой дом? Железная логика!

— Я еще не сделал такого вывода. Кроме лжи был страх. Кирпичов крепко боится, думал я. Но кого? Меня?

— Чего вас бояться? Не воображайте…

— Верно. Когда меня боятся, это неприятно, и я сразу чувствую. Значит, кого-то другого. Кого? Тех пассажиров? Что ж, Кирпичов в прошлом судим — глаз…

— Раскопали!

— Я судимостью не попрекаю, но учитываю — как жизненный опыт. Так вот, глаз на уголовников должен иметь, к тому ж они наверняка были возбуждены, говорили о чем-то. Словом, Кирпичов вполне мог их раскусить, понять, что они прямиком «с дела», и струхнуть.

— Струхнешь! Под носом на щитке и номер машины и фамилия. Только ленивый не запомнит.

— Да, но тот Кирпичов, о котором я толкую, не робкого десятка. В январе у него хулиганы отказались платить, угрожали расправой, а он ухитрился всех троих доставить в милицию. И плевал, что они запомнили фамилию… Конечно, возможен особый вариант: Кирпичов нарвался на тех, с которыми отбывал срок. Допустим, ему грозили. Допустим, Кирпичов помнит их как типов жестоких, злобных. И отсюда — страх.

— Вы прямо диссертацию выдаете: «Что такое страх и с чем его едят», — нервничает Кирпичов.

— Уж что на моем стуле сидя вырабатывается, так это чутье на ложь и страх. Я могу точно сказать, что страх Кирпичова — сегодняшний. А сегодня те двое ему не опасны. Они узнают, кто навел на их след, уже когда попадутся, то есть будут под замком. А потом, через долгие годы, вновь обретенную свободу, сами знаете, редко тратят на «священную месть»… Итак, выводы: Кирпичов боится сейчас, сию минуту. Боится не меня и не их. Ему жизненно важно скрыть конечную точку маршрута. Чем все увязать и объяснить? Одной фамилией: Санатюк. Если Кирпичов узнал, что шеф грабителей Санатюк, — это для него реальная, ежедневная угроза. Санатюк разом поставил все на место, и я увидел круг, в котором мечется Кирпичов, отбиваясь от моих вопросов.

Повисает долгая пауза.

— Коли у вас так ловко устроены мозги, что вы можете все вообразить за другого человека, тогда вы должны понять… этого Кирпичова.

— И оправдать вранье?

— Интересы службы не дозволяют?

— И службы и самого Кирпичова.

— Да?

— Да! С точки зрения юридической вы сейчас на грани соучастия. Продолжая запираться, подготовите себе до того неблаговидную роль на суде, что…

— Доброе у вас сердце, гражданин майор!