Знаменский. Видишь ли, Саша, отсутствие информации — тоже своего рода информация. Особенно если сообразить, куда и зачем она делась.

Томин. Ну, давай пометем по сусекам. (Садится.)

Знаменский. Начнем с конца.

Томин. Почему он психанул?

Знаменский. Да.

Томин. Он же не всерьез.

Знаменский. Конечно. Но он впервые позволил себе такой тон.

Томин. Может, думал прощупать тебя на слабину? Спровоцировать? Дескать, я заору — и он заорет. Что-нибудь лишнее брякнет, глядь, понятнее станет, чего прицепился.

Знаменский (щурится, думает). Нет, он просто решил закруглить допрос. И про коечку для того же.

Томин. Да, пожалуй. Осточертели наши географические изыскания: где — куда — откуда. Между прочим, первый признак, что за ним везде хвосты. Стоит ему хоть раз произнести «Курск» или какая-нибудь «Епифань» — и мы вцепимся намертво, какой там вокзал, какой памятник на площади, чем торгуют бабы на базаре. Значит, надо называть место, где правда был. А где был, там либо обворовал, либо ограбил кого.

Знаменский. Нет, не укладывается он в рамки бродяги, грабителя… Даю голову на отсечение, он понимает, что «модус вивенди» по-латыни означает «способ существования». Но не знает что такое «бомж». И явно не слышал песни «Расскажи, расскажи бродяга…». Как это увязать? А тюремная игра в очко на пальцах. Нужна же громадная тренировка. Или — редкая обучаемость. И это… бродяга?

Томин. Но бродяжий быт он знает не с чужих слов.

Знаменский. Тем более странно. Что такое рядовой «бомж»? Тупой, опустившийся пьянчуга. А Федотов? Весь собран, кулак. Вспомни, как он уклонялся от обострения темы. Как не давал сократить дистанцию! Для той вульгарной игры, которая шла, его броски и пируэты слишком выверены.

Томин. Преувеличиваешь, Пал Палыч.

Знаменский (уклончиво). Скорее, не договариваю. (Берет из шкафа книгу, выбирает страницу, сует Томину.) Читай, засеку время.

Томин. Лучше ты, я малограмотный.

Знаменский (улыбаясь). Читай, говорят. Сверху донизу.

Томин читает. Затем захлопывает книгу.

Знаменский. Пятьдесят три секунды. Против его сорока, видал?.. У нас с ним пока на уровне подкидного, верно? А он держится, как преферансист. И умные, злые глаза… В свете вышеизложенного, что собираешься делать?

Томин (смотрит на часы). С твоего разрешения пойти, наконец, пообедать. И поужинать сразу. Потом посмотреть по Интервидению матч с югославами. И потом спать… (Решительно направляется к двери, но, взявшись уже за ручку, оглядывается на Знаменского.) Ладно, завтра с утра съезжу в тюрьму. Получу полное описание его личных вещей. Спрошу, не обращался ли в канцелярию какими заявлениями, не получал ли передач. Если кто будет им интересоваться, чтобы сразу сообщали нам… Кстати, та камерная драка занесена в его карточку, можешь ее упомянуть.

Знаменский. Саша, обязательно список книг, которые выдавала Петрову-Федотову библиотека! И позвони в Первомайский. Пусть там проверят, не присылал ли Федотов как-нибудь матери переводов, посылок, заказных писем. Словом, то, что на почте регистрируется.

Томин. Это все просто. А вот хвосты… (Крутит головой.) Мать честная! Утону я в старых сводках. Утону и не выплыву!.. (Уходит.)

Знаменский (один). Ох, лапчатый… перепончатый… (С тихой яростью.) Заявился поглядеть на Белокаменную!..

Сцена девятая

Кабинет в тюрьме. Знаменский и бродяга. Идет допрос. Знаменский пишет, бродяга его пристально разглядывает.

Знаменский (не глядя). Что вас во мне заинтересовало?

Бродяга. Все гадаю — умный вы человек или нет.

Знаменский. Внешность бывает обманчива!

Бродяга. Это про меня?