Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Нет, товарищ полковник, кое-что на моем счету все же есть. Директор вспомнил о группе студентов художественного училища. Они как раз снимали восемь копий. И судьба этих копий неизвестна.

— Вам неизвестна или студентам?

— Ни им, ни мне. История такая, товарищ полковник. Из треста общественного питания к училищу обратились с просьбой помочь художественно оформить вновь открытые точки. И прямо указали, копии каких картин хотели бы получить — именно тех, что потом украли. Деканат разрешил, даже порадовался, что не везде висеть одним «Медведям». А для студентов это был и заработок, и практика, им потом зачли копии за курсовые работы. Деньги училищу были переведены по почте. За картинами прислали машину с шофером, погрузили — и все, никаких следов.

— В тресте делают круглые глаза?

— Да, товарищ полковник, они картин не заказывали. Хотя заказ оформлен на трестовском бланке.

— Такой бланк мог достать любой завстоловой. В училище хоть помнят человека, с которым договаривались?

— Молодой блондин с бородой.

— Безнадежно. Есть даже шутка: особые приметы — усов и бороды нет… Думаю, вы отдаете себе отчет, что я жду максимума усилий. Если нужна помощь — говорите.

— В данный момент, товарищ полковник, — только автобус и командировка на два дня: повезу студентов в музей опознавать копии.

— Хорошо. А что делается для розыска самих картин?

— Легальные каналы реализации перекрыты. Все организации, занимающиеся покупкой произведений живописи, выставками и прочее, поставлены в известность. Полагаю, будем иметь некоторую информацию и о частных сделках — Томин нащупывает путь в круги художников и коллекционеров.

В помещении, похожем на большую гардеробную, развешана самая различная одежда: от блайзеров до ватников и поношенных пальто. Добром этим заведует веселый лейтенант милиции, который снаряжает сейчас Томина на «первый бал».

— По-моему, товарищ майор, то, что надо! — он оправляет на Томине пиджак. — Богатый приезжий с художественными наклонностями. И идет вам.

Томин приглядывается к себе в зеркале:

— Слишком респектабельно. Надо подбавить пошлости.

— Хотите безобразный галстук, и платочек в карман? — смеется лейтенант и ныряет в гущу «подведомственных» одежд.

В разгаре боборыкинский четверг. Довольно людно и шумно. Общество смешанное. Здесь и солидные, уважаемые коллекционеры, для которых встреча носит «клубный» характер: они что-то рассказывают, обсуждают. Здесь и свои люди, и те, с кем отношения далекие, но кто нужен «для уровня» или как возможный покупатель. Огрубенно говоря, это небольшой и высокопоставленный базар на дому, куда впускают по приглашению либо по надежной рекомендации. Ничего похожего на прием, никакого угощения, даже присесть многим негде.

За порядком надзирает дородная пожилая женщина, которую можно точнее всего охарактеризовать словом «приживалка».

Главная тема разговоров среди гостей — распродажа коллекции Рязанцева.

— Вообразите себе этакое самообслуживание: кто хочешь приходи, что хочешь бери. Двери в квартиру настежь. Все вывалено, гравюры кучей в углу. В каждой комнате — родственник из деревни следит, как бы чего не утащили. Кто Шишкина тащит, кто вольтеровское кресло — с ума сойти, что творилось! А при выходе сидит «на кассе» сама мадам.

— Но ведь она, говорят, ничего не смыслила?

— Мало что не смыслила, она их ненавидела. Эти картины, бронза — ей от них житья не было.

— И… жена Рязанцева назначала цены?

— Что вы! Пригласили двух оценщиков.

— Ужасно, что я опоздал!

— Не жалейте, — утешает мимоходом Боборыкин, — редкостное, доложу вам, было, безобразие. Пыль, паутина, некоторые холсты хранились в ванной, с них осыпались краски.

«Приживалка» впускает высокочтимого гостя. Все, мимо кого он проходит, уважительно с ним здороваются по имени-отчеству. В ответ он лишь молча кивает головой.