Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

Та держалась бойко, но втайне робела перед Знаменским: недавняя выпускница юрфака — перед следователем, уже имевшим лестную репутацию.

Потом был период обоюдной влюбленности. Тогда она и носила это пальтишко, обшитое тесьмой. Рыже-золотистое, как ствол сосны под солнцем. Как ее глаза. Таких янтарных больше ни у кого нет. Он провожал, встречал, тосковал и названивал, если усылали в другие города.

Только окончательной близости не было. Зина не провоцировала, а Знаменский — в обыденной жизни не аскет — ради будущей жены принял рыцарственные обеты. Никаких соитий наскоро, тайком. Слишком высоко он ее ставил, чтобы предложить «исхитряться», чтобы подвергать риску пережить малейшее унижение или неловкость.

Во всяком случае, так ему тогда представлялось. Сейчас, глядя на корму, Пал Палыч ругал и жалел себя за глупость. Чего он добился, изо всех сил благородничая? Их отношения приняли постепенно хронический характер. Возрастало взаимное доверие, крепла дружба, а пылкость убывала, сменяясь нерушимой спокойной привязанностью.

Неужели я упустил мою Зину? Мою?.. А вдруг еще мою? Может, я и по сию пору дурью мучаюсь? Может, не поздно вернуть?

Тем же воскресным вечером он решил объясниться.

— Зина… я хочу с тобой поговорить. Это касается нас обоих.

Заготовленные фразы произнеслись гладко, но Зиночка имела тонкий слух. Отозвалась не сразу:

— Ну… поговори.

Он начал излагать свои лодочные воспоминания и сожаления, упирая на то, что, в сущности, ничто не изменилось, что оба они — те же, только постарше, а это не обязательно хуже, даже наоборот, и т. д.

Зина помалкивала до конца его монолога. И некоторое время после. Вздохнула слегка:

— Я тоже думала о нас с тобой. И раньше огорчалась, что как-то все не складывается.

— Прости.

— Да не вини себя, пожалуйста! По-моему, любви — в чистом виде — и не было. Примешивалось больно много профессиональных восторгов. Ты рисовался мне гениальным следователем, я тебе — замечательным криминалистом…

— Но разве…

— Я помню, — перебила она, — помню. Одно время мы с удовольствием целовались и прочее. Но это не то… Когда ты сделал мне первое предложение?

— После истории Авдеева.

— А второе?

— После бродяги.

— Вот видишь!

(По обоим делам Кибрит превзошла себя и прогремела в Управлении.)

Пал Палыч притих, обескураженный поворотом разговора. А ей было и смешно и грустно.

— Ну что ты, право, Павел? Мы же все равно друг друга любим! И это навсегда. А после загса, пожалуй, разодрались бы через месяц! — Она с улыбкой заглянула в его хмурое лицо.

— С какой стати? Не выдумывай ерунды!

— Ну, хорошо, давай порассуждаем. Ты когда-нибудь представлял меня вот с таким пузом? Или кормящей ребенка? — Она прошлась по комнате, придерживая перед собой воображаемый живот.

— Знаешь, да! Думал о ребенке и заранее радовался!

Признание отозвалось на лице Зины удивлением и нежностью. Пал Палыч порывисто обнял ее, близость ее тела ударила в голову.

— Еще не поздно! Еще все может быть!

Она не воспротивилась, не отстранилась. Доверчиво прислонилась щекой к его плечу.

— Не нужно, милый. Мы только все испортим.

И, мягко уклонившись от поцелуя, повторила:

— Этого уже не нужно. А кроме того… Словом, твое третье предложение отклоняется.

У Знаменского тоже был тонкий слух. Он разомкнул объятья.

— Кроме того — что? Или кроме того — кто?

Зина не замялась, не потупилась.

— Еще не уверена, — ответила честно. — Но надеюсь.

Объяснение состоялось, миновало, ей хотелось разрядить обстановку. А Пал Палыч по инерции продолжал:

— Зина, если надежда не оправдается, то…

— Четвертое предложение? Его не последует. Хочешь, скажу, почему ты на мне не женился? Настоящую причину?

— Дурак набитый.