Чужая страна - Чарльз Камминг (2015)

Аким проснулся оттого, что в соседней комнате, как всегда, трахались Люк и Валери. Все шло по обычной схеме: прерывистое дыхание Люка, скрип кровати, пыхтение, стоны Валери, которые она пыталась заглушить простыней или подушкой. Она была как девчонка или новобрачная: жаждала заниматься этим каждую ночь, каждое утро. Валери была бывшей сотрудницей внутренней разведки и в операции оказалась случайно. Ее привел лично босс, потому что абсолютно не мог без нее обходиться. Однако, насколько знал Аким, Валери держали в секрете от кураторов Люка из DGSE. Даже Венсан встретился с ней впервые всего несколько дней назад. Люк заставил всех чуть ли не поклясться, что они будут держать язык за зубами. Всего лишь заподозрив, что Валери знакома с делом Холста, Париж мог запросто перекрыть им кислород.

Аким посмотрел на часы. Было всего шесть утра и к тому же воскресенье; он вполне мог бы поспать еще часок. Теперь он мог думать только о трахе и о том, когда можно будет наконец вернуться в Марсель.

– Вот задницы, – процедил он, надеясь, что его голос услышат в соседней комнате и стук изголовья о стену прекратится. Но матрас скрипел по-прежнему. Наконец раздался стон Люка – более громкий, чем обычно, – и шум стих, как будто водитель заглушил двигатель автомобиля. Через несколько секунд Валери прошлепала в ванную и открыла кран биде. Люк прокашлялся, включил радио и тут же сделал звук потише. Все как обычно.

Аким должен был заступить на дежурство в семь пятнадцать и сменить Слимана, который отдежурил ночь. Три дня назад он спустился вниз и обнаружил, что дверь комнаты Холста открыта, а Слиман и пленник разговаривают. В глазах Холста стояли слезы ярости и боли. Чуть позже, когда они прогуливались возле дома, Аким спросил Слимана, что такого он сказал Франсуа, и Слиман, заливаясь безумным смехом, ответил, что рассказал ему о Египте. Как выяснилось, он во всех подробностях описал Франсуа, что они сделали с его «фальшивыми мамочкой и папочкой». Он ржал так, будто это была самая смешная вещь на земле, и Аким не выдержал. За эти дни он проникся к Франсуа симпатией; Холст держался достойно, и он невольно начал испытывать к нему уважение. Сильный стресс и длительное пребывание в одном и том же месте вылились в неконтролируемый приступ ярости. Аким набросился на Слимана и осыпал его градом ударов. Через секунду они, сцепившись, катались по земле, как двое мальчишек, а еще через минуту или две уже смеялись, глядя друг на друга и отмахиваясь от мух. Аким отряхнул пыль с одежды и кроссовок.

– Да кого он на хрен вообще волнует, – сказал Слиман и тоже отряхнулся. Мимо проехал трактор, и они пригнулись.

Кого он на хрен вообще волнует? Потом Аким много думал над этим вопросом. «Волнует ли меня Франсуа? Должен ли он меня на хрен вообще волновать?» Да, он причинил боль его отцу, это правда. Но тогда, в Египте, нож был у Слимана. И именно Слиман хотел прикончить того шпиона в La Citй Radieuse. Аким не хотел, чтобы кто-то, а особенно Франсуа, считал, что он и Слиман сделаны из одного теста. Аким был солдатом. Он выполнял приказы и оставался верен тому, кто ему платил. Со Слиманом никогда нельзя было угадать, на чьей он стороне, о чем думает и какой выкрутас выкинет в следующую минуту.