Чужая страна - Чарльз Камминг (2015)

Франсуа посмотрел на них, стараясь угадать, о чем они думают. Он знал, что за него потребовали выкуп; ему сказали, что его «мать» собирается заплатить. Он ничего о ней не знал, только гадости, которые Слиман ночь за ночью нашептывал ему через дверь. Франсуа не хотел верить ни единому слову. Первые несколько часов после похищения он думал, что его взяли по ошибке. Схватили не того человека, убили не ту семью. Сейчас, меньше чем через месяц после смерти родителей, он ощущал какую-то странную свободу от них, и его не покидало невероятное чувство вины и стыда. Разве не должен он был все еще оплакивать их смерть? Несмотря на то что за прошедшие годы они так отдалились друг от друга? Разве может нормальный сын бояться только за свою шкуру и чувствовать облегчение оттого, что его родителей нет в живых? Иногда Франсуа казалось, что он слегка сошел с ума. Он хотел бы поговорить об этом с Кристофом и Марией. Они никогда его не осуждали. Они всегда понимали, что он пытается сказать.

– Это наша последняя ночь в этом доме, – объявила Валери. – Завтра в это же время мы уезжаем.

– Почему? – спросил Франсуа.

– Почему? – передразнил Люк и потащил стул обратно в холл.

Франсуа бросил взгляд поверх его головы и увидел, что в гостиной сидит Слиман. У него вдруг появилось предчувствие, что до утра он не доживет.

– Потому что слишком много людей побывало в этом доме, – ответила Валери. – Слишком многие знают, что ты здесь.

Слиман обернулся и посмотрел ему прямо в глаза, как будто все это время прислушивался к разговору.

– Мы делаем так, чтобы нам было проще. – Валери нагнулась и потрепала его по волосам. – Не волнуйся, мальчик. Мамочка скоро придет за тобой.

Глава 77

Том допил водку. Неужели он ошибся в своей оценке Акима? Услышав последние слова араба – «Это хочет сделать Слиман», – Драммонд едва не поперхнулся и сделал вид, что просто прочищает горло. Олдрич, который внезапно потерял все свое терпение и хладнокровие, вскочил с места и шагнул к Акиму, как будто хотел заставить его закрыть рот.

– Ты думаешь, это смешно? – спросил Том по-английски.

К его удивлению, Аким тоже ответил по-английски:

– Нет.

Том помолчал. Он взглянул сначала на Драммонда, затем на Олдрича. В щель между занавесками уже начинал пробиваться свет. «Я сейчас как американцы с Яссином, – подумал он. – Я могу задавать любые вопросы. Могу делать все что угодно. И никто никогда об этом не узнает. Это не выйдет за пределы комнаты». Ему вдруг захотелось ударить Акима, врезать ему прямым в челюсть, так чтобы голова мотнулась назад. Но он сдержался. Надо было придерживаться принципов. Том знал, что он и так узнает от араба все, что ему нужно, – если будет терпелив.

– У тебя есть дети, Майк?

Сначала Драммонд даже не понял, что Том обращается к нему. Видимо, он совсем не ожидал вопроса.

– Нет-нет, – торопливо ответил он, запинаясь.

– А у тебя, Дэнни?

– Двое, босс.

– Мальчики? Девочки? Или и те и другие?

– Мальчик и девочка. Эшли восемь, Келли одиннадцать. – Олдрич показал руками их рост.

Том повернулся к Акиму:

– А как насчет тебя?

– Дети? У меня? – У Акима было такое лицо, будто Том спросил его, верит ли он в Санта-Клауса. – Нет.

– Я настоящий фанат детей, – продолжил Том. – Можно сказать, миссионер, проповедник. У меня двое своих. Дети изменили мою жизнь. – Ни Олдрич, ни Драммонд не могли знать, что он говорит неправду. – До того, как они появились, я не понимал, что такое бескорыстная любовь. Я любил женщин, я любил свою жену, но с девушками ведь всегда ожидаешь кое-чего взамен, правда?

Аким нахмурился, и Том подумал, понимает ли араб его французский. Но Аким молча кивнул.