Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

Если город, как корабль, представлять себе женщиной,[8] то сидит она в царственной позе на своем троне, держа свои тайны в золотом кубке. Королева Бедлама, она может смеяться сквозь слезы и рыдать сквозь смех. Королева Бедлама, знающая коловращение человечества, знающая безумие его и мудрость. Королева Бедлама мечет кости, пьет беспробудно, совершает иногда жестокие поступки.

Но вот она — Королева Бедлама в своем платье ночи, расшитом желтыми алмазами фонарей. Вот она, безмолвная в своих мыслях и громогласная в своих желаниях.

Вот она, Королева Бедлама на самом краю нового мира.

Мэтью зашагал дальше.

Дом, где он жил, стал для него своим. В сарае, конечно, остался земляной пол, но зато он был почти весь укрыт новой красной дорожкой. Появился письменный стол, полка для нескольких книжек, куда можно поставить еще, удобная кровать, и симпатичное, хотя и сильно потрепанное коричневое кожаное кресло, где-то раздобытое Григсби. На стенах крючки для одежды, под овальным зеркалом — умывальник с водой и полочкой для туалетных принадлежностей. Конечно, места оставалось столько, что там мышь не повернется, хвостом не зацепившись, но мышей, слава богу, не было. Как и — подумать страшно — тараканов.

А вот что было — это новое окно.

Когда ставни были открыты — вот как сейчас, — через стекла видна была гавань, кусок освещенной луной реки, а днем — участок зеленого Бруклина. Григсби бесплатно поместил в «Уховертке» объявления каменщика, плотника и стекольщика, а Мэтью настоял, что часть платы внесет он из своего первого жалованья, заработанного решением проблемы Свенскоттов.

Не особняк, но свой дом. По крайней мере на какое-то время. Мэтью был слишком занят, чтобы подыскивать себе другое жилье, да и не мог пока себе этого позволить. И окно в мир меняло жизнь в корне. Следующий этап — оборудование очага, пусть даже карликового, потому что уютный летний дом — еще не комфортабельное зимнее жилище.

Сразу при входе Мэтью поднес спичку к двум свечам на стойке умывальника, рядом с дверью. Сейчас он второй спичкой зажег свечу на письменном столе и свечу на подоконнике, увидев, что в кухонном окне дома тоже горит свеча.

Он снял сюртук, повесил его на крючок, ослабил узел галстука и сел в кожаное кресло возле окна. Развязав белую ленту, он уже готов был открыть подарок от миссис Герральд, как в дверь постучали.

— Минутку!

Чтобы отложить коробочку, дойти до двери и открыть ее, потребовалось три секунды.

Берри держала в руке фонарь. Одета она была в свободный зеленый халат — очевидно, собралась ложиться спать. Свет играл в медных прядях волос, лицо сияло свежестью, в глазах посверкивали синие искорки. Царапины, синяки, порезы — кроме двух самых глубоких под пластырем на лбу — исчезли, как и у него, под благотворным влиянием времени. Но детишки в школе на Гарден-стрит, где она стала учительницей с первого сентября в помощь директору Брауну, страшно хотели знать, с какого это дерева она свалилась.

После того случая она с Мэтью не разговаривала неделю. На вторую неделю лишь изредка удостаивала его словом. Но Мэтью понимал, что, если девушке пришлось пять часов шляться по лесу с лошадиным дерьмом на лице, она может питать некоторую неприязнь к человеку, который стал тому причиной. Хотя на самом деле она смыла с лица навоз в пруду в миле от ворот Чепела. Голландский фермер Ван-Гуллиг хорошо знал английское слово «помощь».

— Привет! — радостно поздоровался Мэтью.

— Привет. Увидела твою свечу. — Она протянула ему кувшин.

— Спасибо.

Мэтью привык ночью брать воду в ближайшем колодце, но иногда бывало, что Берри уже набрала кувшин, как вот сегодня.

— Ты к ужину не пришел, мы тебя ждали.

— А, да. Мой приятель, Ефрем Оуэлс. Ты ведь его знаешь?

— Это который наступил…

— …на кошку. Случайно. Он меня позвал ужинать, я прямо из конторы туда пошел.

— Из конторы. Как это официально звучит!